Справочно-библиографический отдел
Справочно-библиографический отдел
Петрозаводский государственный университет
Кафедра истории дореволюционной России
Кафедра отечественной истории
Научная библиотека ПетрГУ
О Евразии и евразийцах
(библиографический указатель)
Петрозаводск, 2000
Проект осуществлен при поддержке Института "Открытое общество" Фонд Сороса
Мегапроект "Развитие образования в России"
Грант № НВС 813
Составители:
А. В. Антощенко
Р. М. Беляева
Н. Г. Евсеева
Н. В. Егорова
А. А. Кожанов
| М. Ф. Тикунова |
Научная редакция:
А. В. Антощенко
А. А. Кожанов
Вступительная статья: А. В. Антощенко
А. В. Антощенко, вступительная статья
От составителей
Идейно-теоретическое наследие евразийцев в последние годы стало предметом пристального интереса, о чем свидетельствуют переиздания работ евразийских авторов, издание работ зарубежных исследователей евразийства, появление исследований евразийского течения в отечественной науке. Это стало побудительным стимулом к созданию данного библиографического указателя.
При его создании составители опирались на имеющийся опыт. Первая из евразийских библиографий появилась в 1931 г., автором ее является П. Н. Савицкий, выступивший под псевдонимом Степан Лубенский. Библиографии евразийцев приводятся в работах западных исследователей. Однако, опубликованные некоторое время назад, они не могли охватить новейшую отечественную исследовательскую литературу. Этот недостаток лишь отчасти компенсируется библиографиями, появившимися в нашей стране. Давая достаточно полное библиографическое описание работ евразийцев (см. Приложение I), они в то же время не в полной мере отражают современные публикации о евразийстве. Поэтому составители стремились собрать как можно полнее информацию не только о евразийских изданиях, но и о исследовательских работах. Учитывая, что оригинальные евразийские публикации являются раритетами, составители большое внимание уделили поиску их переизданий.
Материалы указателя охватывают 1920 - 1996 гг. Указателю предпослана статья А. В. Антощенко, представляющая собой историографический обзор важнейших отечественных исследований о евразийстве.
Сам указатель состоит из пяти разделов и двух приложений.
Первый раздел представляет собой перечень периодических и непериодических евразийских изданий. Сюда же внесены и отечественные антологии последних лет, в которых переизданы многие работы евразийцев. Аналитическое описание этих изданий не приводится в данном разделе, а дается ниже.
Следующий раздел посвящен " программным" документам евразийского движения, в число которых составители включили передовые и редакционные статьи оказавшихся доступными им периодических изданий.
Третий раздел включает в себя опубликованные эпистолярные материалы: переписку евразийцев между собой, со своими единомышленниками и оппонентами, открытые письма в редколлегии эмигрантских журналов.
Четвертый раздел носит название "Персоналии". Выбор этой, несколько расширенной, формулировки преднамерен. В целом составители следуют уже сложившейся традиции, не ограничивая библиографию "классическим" кругом автором. Впрочем, уместно заметить, что персональный состав течения постоянно менялся: ряд ученых, стоявших у его истоков, впоследствии по различным причинам отошел от него. С середины 20-х годов евразийская литература пополнилась новыми именами. С евразийскими изданиями сотрудничали авторы, которые не разделяли идейно-теоретических основ движения, но работы которых в той или иной мере оказались созвучными последним.
Стремление дать максимально полное представление о творческом наследии евразийцев корректировалось принципом отбора материала, согласно которому в указатель внесены работы, непосредственно связанные с "евразийской" проблематикой. Так, например, по сравнению с указателем А. А. Троянова и Р. И. Вильдановой значительно сокращен список работ Д. П. Святополк-Мирского.
Наконец, перечень включенных в этот раздел материалов не ограничивается работами, опубликованными только в евразийских книжных, журнальных и газетных изданиях.
Материалы этого раздела сгруппированы в рубрики по фамилиям авторов, которые приводятся в алфавитном порядке. В пределах отдельных рубрик произведения расположены в хронологическом порядке (по времени публикации). Републикации следуют сразу же за упоминанием первой публикации и также расположены в хронологическом порядке. Затем приводятся переводы этих работ на иностранные языки. В некоторых рубриках, где данные о первоначальной публикации, в том числе о ее времени, отсутствуют, допущено отступление от этого правила. Описание работ в этом случае проводится по републикации. Полнота последних специально оговаривается. Для этого используются ремарки "В сокращении" и "Фрагменты" (отрывки, извлечения из работ).
Последний раздел посвящен литературе о евразийстве и евразийцах. Материалы этого раздела различны по своему характеру и жанру. Здесь представлены монографические исследования и журнальные статьи, рецензии, авторефераты диссертаций, энциклопедические справки и т. п.
Хронологически раздел распадается на два подраздела. Первый из них содержит публикации, вышедшие в предвоенный период. Литература о евразийстве стала складываться практически с самого начала существования течения - в виде рецензий, полемических статей, критических обзоров. Авторами подчас выступали бывшие евразийцы, которые, отойдя от течения, порвав с ним, стали на позиции его критиков или аналитиков. Перемещение центра евразийского движения из Софии в Берлин, а затем в Прагу и Париж, появление евразийских групп в Брюсселе и Белграде, их активная пропагандистская деятельность обусловили появление в зарубежных изданиях откликов, авторами которых являлись как оппоненты-соотечественники, так и западные исследователи. Соответственно расположен материал первого подраздела: сначала приводится литература на русском языке, а затем - на иностранных.
Второй подраздел охватывает литературу послевоенного периода. В это время наследие евразийцев стало - сначала в зарубежной, а затем и в отечественной науке - предметом академического изучения. Однако злободневность для современной России многих положений евразийцев определила тот факт, что интерес к ним не ограничивается рамками научных изданий. Поэтому составители посчитали возможным включить в этот раздел наряду с научными и те публицистические произведения отечественных авторов, в которых упоминание о евразийцах не носит случайный характер.
Изложение материала во втором подразделе построено по тому же принципу, что и в первом подразделе. Первая часть содержит литературу на русском языке, во вторую включены работы о евразийстве зарубежных авторов на языке оригинала. Сведения о русских переводах зарубежных исследований приводятся сразу же после названия на иностранном языке.
Материал внутри каждой из частей раздела дается в алфавитном порядке.
В Приложении I приводятся данные о наиболее известных отечественных библиографических указателях литературы о евразийстве, а также о библиографиях работ тех, кто публиковался в евразийских изданиях. Последнее позволит интересующимся составить более полное представление об авторах, в той или иной степени связанных с евразийским движением.
В Приложении II дается список периодических изданий, которые упоминаются при описании статей, посвященных евразийству.
Названия воспроизводятся с минимальной правкой, определяемой современными нормами орфографии и пунктуации.
Основная часть включенной в указатель литературы просматривалась составителями de visu. Работы, которые оказалось невозможным проверить, описанны на основании библиографических сведений и отмечены в тексте звездочками.
Источниками при разыскании литературы служили каталоги (в том числе электронные) и картотеки Российской государственной библиотеки, Российской Исторической библиотеки (г. Москва), Российской Национальной библиотеки и Библиотеки РАН (г. Санкт-Петербург), библиотек Калифорнийского университета в г. Беркли и Гуверовского института в г. Стэнфорде (США), Славянской библиотеки университета г. Хельсинки и библиотек Або-Академии г. Турку/Або (Финляндия), Национальной библиотеки Республики Карелия, Научной библиотеки Петрозаводского государственного университета, Научной библиотеки Карельского научного центра РАН (г. Петрозаводск), а так же библиографические указатели ИНИОН РАН (серии "История. Археология. Этнография", "Философия и социология", "Языкознание", "Литературоведение"), библиографические указатели "Книжная летопись" и "Летопись журнальных статей". Составители выражают признательность сотрудникам вышеназванных библиотек за внимательное отношение к просьбам и квалифицированную профессиональную помощь.
Авторский коллектив особенно благодарен профессору Н. В. Рязановскому (Калифорнийский университет в Беркли) за ценные консультации при сборе материала, а также его ассистенту И. Виньковецкому за помощь в оперативном получении дополнительной информации.
Просмотр и подбор литературы проводился
преподавателями исторического факультета А. В. Антощенко и А. А. Кожановым,
сотрудниками справочно-библиографического отдела Научной библиотеки Петрозаводского
университета Р. М. Беляевой, Н. Г. Евсеевой, Н. В. Егоровой,
| М. Ф. Тикуновой |
В предлагаемом указателе, вероятно, найдутся пропуски и недостатки. К сожалению, далеко не вся литература по вопросу, вышедшая в отечественных издательствах в последние годы, и информация о ней, оказалась доступной. Вероятно, при работе над библиографией составителям не удалось избежать и известной доли субъективности. В любом случае, составители будут благодарны всем читателям, которые выскажут свои замечания и пожелания по поводу настоящего издания.
Евразийство сформировалось как идейное направление в 20-е годы в среде русской эмиграции. Оторванность от родины в сочетании с обостренным ощущением катастрофичности переживаемых перемен, порожденных первой мировой войной и революцией в России, стали мощным импульсом для осмысления изгнанниками ее судьбы. Бесперспективность сокрушения большевизма силой оружия, ставшая очевидной в 1920 году, определяла постановку задачи его духовного преодоления. Старые идейные подходы в этих условиях казались недостаточными, они требовали коренного обновления. Попытку такого обновления предприняли евразийцы.
Они выступили как выразители "пореволюционного мироощущения", которое исходило из признания факта революции и стремилось к осмыслению ее причин и поиску выхода из создавшейся ситуации в "творческом реагировании" на этот факт. Первой яркой заявкой нового направления стала публикация в 1921 году в Софии сборника статей "Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев", авторами которого являлись экономист и географ П. Н. Савицкий, лингвист и этнограф Н. С. Трубецкой, философ и богослов Г. В. Флоровский, искусствовед П. П. Сувчинский. За первой последовала вторая книга утверждения - "На путях", а затем - продолжающее утверждение непериодическое издание "Евразийский временник". Состав участников изданий изменился. К основоположникам направления примкнули историк Г. В. Вернадский, историк и философ Л. П. Карсавин, правовед Н. Н. Алексеев, литературовед Д. П. Святополк-Мирский и другие. Напротив, Г. В. Флоровский разошелся с теми, кто стоял у истоков. Участие некоторых авторов (П. М. Бицилли, А. В. Карташева, М. В. Шахматова) в изданиях евразийцев носило случайный или временный характер. Однако в целом новое мировоззрение имело отклик в среде русской эмиграции, чему немало способствовали проводимые евразийцами лекции и семинары, публикации "Евразийской хроники" и "Евразийских тетрадей". Возникшее на опасной грани философствования и политики, как точно подметил С. С. Аверинцев, течение к середине 20-х годов приобрело характер движения, имеющего определенные политические цели и стремящегося к организационному оформлению.
Вместе с тем расширение и изменение состава движения привело к его расколу, которому способствовало также проникновение агентов ОГПУ в среду евразийцев. Внешним толчком, вскрывшим давно уже накапливавшиеся противоречия между его участниками, стало издание газеты "Евразия". Ее выпуск был организован в конце 1928 года представителями парижской группы. В состав редколлегии вошли Л. П. Карсавин, П. П. Сувчинский, П. Н. Малевский-Малевич, Д. П. Святополк-Мирский, С. Я. Эфрон, П. С. Арапов, В. П. Никитин, А. С. Лурье. Откровенно пробольшевистский тон газеты вызвал протест Алексеева, Савицкого, Ильина, заявивших о своем разрыве с изданием, в котором они поначалу принимали участие. Все больше тяготился своим участием в движении Трубецкой, практически отошедший от него в 30-е годы.
Предпринятая в начале 30-х годов попытка придать движению новый импульс путем организации съезда сторонников евразийской идеологии и активной публикаторской деятельностью не принесла ожидаемых плодов. Постепенно к концу предвоенного десятилетия оно практически прекратило свое существование.
Отправным моментом в формировании евразийской концепции стала ее направленность против претензий европейской культуры на универсальный характер. Еще до появления "Исхода к Востоку" в небольшой брошюре "Европа и человечество" Трубецкой высказал ряд идей, которые получили дальнейшее развитие в работах евразийцев. Прежде всего он отметил пагубность для неевропейских народов навязывания чуждой им европейской культуры, что лишало автохтонные культуры их творческого потенциала. Претензии на универсальность культуры, развитой романо-германскими народами, лишены основания, как считал Трубецкой. Каждая культура представляет самостоятельную ценность и не может рассматриваться как низшая или высшая по отношению к другой. Поэтому правильная постановка задачи заключается не в погоне за якобы передовыми народами, а в самопознании. "Познай себя" и "Будь самим собой" - вот те постулаты, которые определили поиски евразийцев.
Основополагающим для концептуальных построений евразийцев являлось понятие Евразии, как "месторазвития" населяющих ее народов. Занимающий срединное положение между собственно Европой и Азией евразийский материк обладал природноклиматическими особенностями, превращавшими его в "континент-океан", обеспечивающий единое хозяйственное, культурное и политическое развитие живущих здесь народов. Его пространственная отграниченность и связанность степью определяла общность их исторических судеб и сформировавшихся под влиянием среды этнопсихологических черт, религиозных взглядов и чувств, языков. "Естественные условия равнинной Евразии, - писалось в программном заявлении евразийцев, - ее почва и особенно степная полоса, по которой распространилась русская народность, определяют хозяйственно-социальные процессы евразийской культуры. Все это возвращает нас к основным чертам евразийского психологического уклада - к осознанию органичности социально-политической жизни и ее связи с природою, к "материковому" размаху, к "русской широте" и к известной условности исторически устаивающихся форм, к "материковому" национальному самосознанию в безграничности, которое для европейского взгляда часто кажется отсутствием патриотизма, т. е. патриотизма европейского. Евразийский традиционализм ... является верностью своей основной стихии и тенденции и неразрушимою уверенностью в ее силе и окончательном торжестве".
Необычному пониманию России как Евразии соответствовало особое видение ее истории, которое предлагалось евразийцами. Их историческая концепция строилась на борьбе "леса" и "степи", которая разрешалась рядом попыток создать единое евразийское государство. Причем истоки единства России-Евразии восходили, по мысли Вернадского, Савицкого, Трубецкого, не к Киевской Руси, а к империи Чингисхана, сыгравшей важную роль в государственном строительстве и сохранении православной религии в условиях идейной и военной угрозы Запада. Ее прямым наследником стало Московское государство. "Это Московское государство, органически выросшее из Северо-восточной Руси и еще до окончательного своего оформления решившее в лице Александра Невского ценой татарского ига предпочесть верность своему исконному Православию окатоличению, теперь заступило место монголов и приняло на себя их культурно-политическое наследие". Таким образом, кочевые народы рассматривались евразийцами как деятельный субъект русского исторического процесса, а за татарским игом признавалось определенное положительное значение.
Напротив, европеизация России, начатая Петром и продолженная его преемниками, привела к извращению евразийской самобытности России, замутнению национального самосознания интеллигенции, бездумно воспринимающей западные образцы, что привело к расколу культуры на "низы" и "верхи", а в конечном итоге - к революции. Однако разбушевавшаяся социальная стихия способствовала очищению подлинной сути евразийского духа России от поверхностного европейского налета. По утверждению евразийцев, наступающий период должен раскрыть общечеловеческую миссию России-Евразии, которая станет центром притяжения неевропейских народов против колониального засилья европейских стран. "И не случайно и не ошибочно, - писалось в программе евразийцев 1926 года, - что, выходя из революции, Россия отворачивается от Европы и поворачивается лицом к Азии. До войны и революции русские интеллигенты старались растворить Россию в Европе и сделать Россию аванпостом европейской борьбы с "желтой опасностью". А ныне оказывается, что "цветная опасность" направлена не на Россию и угрожает Европе совсем на иных путях. Она уже колеблет колониальные империи европейских держав, оставляя Россию-Евразию, как неподвижный центр, вокруг которого закипает борьба и на который склонны опереться своими тылом неевропейские культуры".
В теоретическом обосновании единства культуры народов Евразии важную роль с приходом в движение Л. П. Карсавина стала играть его концепция всеединства, получившая в этот период теоретическое обоснование в понятии "симфонической личности". В отличие от рационалистической традиции Запада, формирующей представление о личности как индивиде, Карсавин указывал, что реальность личности проявляется лишь в многообразии ее деятельности и связей с другими личностями. Поэтому личность может рассматриваться лишь как симфония множественности, входящая в целостную иерархию более сложных симфонических личностей - социальных групп, народов, культур. Своего совершенства симфоническая личность может достичь лишь в церкви. "Православная русская Церковь эмпирически и есть русская культура, становящаяся Церковью. Этой целью и вытекающими из нее задачами определяется существо русской культуры. Русская церковь, уже существующая как средоточие русской культуры, есть цель всей этой культуры". Всепроникающее влияние православия выражалось в "бытовом исповедничестве", которое охватывало все стороны жизни русского народа. В соответствии с евразийской сутью русской культуры язычество, буддизм и мусульманство кочевых народов Евразии интерпретировались как "потенциальное православие", а латинство как ересь. Историческая миссия Русской православной церкви при этом заключалась в обеспечении самораскрытия православной сути иноверных исповеданий евразийских народов и в противостоянии латинизации.
Средством утверждения истинной идеологии, опирающейся на православие, рассматривалось государство. Если сфера церкви представлялась евразийцам как сфера свободы, то "сфера государства - сфера силы и принуждения". При этом, "чем здоровее культура, тем большею властностью и жестокостью отличается их государственность".
Определяя характер государства, соответствующего особенностям евразийской культуры, авторы доктрины называли его демотическим или народным. Тем самым уже в термине выражалось неприятие ими европейской демократии как формальной, основанной на атомистической трактовке государства, механически объединяющего индивидов, и выродившейся в современных условиях в олигархию парламентариев. Ей евразийцы противопоставляли понимание государственного строя как органической связи между народом и вырастающим из него правящим слоем, формулирующим народное миросозерцание, выражающим и осуществляющим его волю. Поэтому в однопартийной системе большевистской диктатуры и построенной на многостепенных выборах системе Советов евразийцы видели вполне приемлемую форму властвования, которая должна наполниться новым идейным содержанием в условиях крушения господства коммунистической идеологии. Они рассматривали себя как возможных преемников большевиков у руля управления Россией. "Мысля новую партию, как преемницу большевиков, мы уже придаем понятию партии совсем новый смысл, резко отличающий ее от политических партий в Европе. Она - партия особого рода, правительствующая и своею властью ни с какою другою партией не делящаяся, даже исключающая существование других таких же партий. Она - государственно-идеологический союз; но вместе с тем она раскидывает сеть своей организации по всей стране и нисходит до низов, не совпадая с государственным аппаратом, и определяется не функциею управления, а идеологиею". Понятно, что такой идеологией, которая должна стать основой для политического воспитания молодежи, могла быть только идеология евразийства, раскрывающая истинную общечеловеческую миссию России как саморазвитие для саморазвития других.
Евразийство по-разному было воспринято в эмигрантских кругах. Часть эмигрантов, как уже отмечалось, увлеклась новыми идеями. Однако многие выступили с критикой основных положений евразийства. Стимулом для критических выступлений было стремление евразийцев найти свой выход из создавшейся в России ситуации, что приводило к отрицанию смысла политической борьбы их оппонентов. Если монархисты не признавали евразийцев, поскольку они выступали против реставраторства дореволюционных порядков, то либералы западнической ориентации критиковали их потому, что видели в их взглядах угрозу собственным идеалам. По сути, евразийцы оценили как неудачу попытку приложения либералами к России парламентской модели, выработанной по западным образцам. Неудивительно поэтому, что среди критиков евразийства оказались П. Н. Милюков и А. А. Кизеветтер. Для Милюкова, признававшего универсальные законы исторического развития, противопоставление России-Евразии Западу было неприемлемо. С этих же позиций подходил к евразийской концепции и Кизеветтер. Он определил евразийство как "настроение, вообразившее себя системой", указывая тем самым как на его психологические мотивы, так и на научную несостоятельность. Она определялась общим неверным утверждением об отсутствии общечеловеческих ценностей, что вело к целому ряду неточностей и ошибок в их построениях. Правда, при этом Кизеветтер приписывал евразийцам несвойственную им мысль о том, что в основе национальных своеобразий лежат взаимно-враждебные, исключающие друг друга начала различных культурных миров. Специальное внимание Кизеветтер уделил доказательству отличия славянофильства и евразийства.
Более сложным было отношение деятелей религиозного возрождения ХХ века и тех, кто примыкал вначале к евразийству. Если С. Н. Булгаков почти сразу увидел в евразийстве возвращение к презираемому им народничеству и прагматический подход к религии, метко названный им православизмом, то Н. А. Бердяев на начальном этапе развития движения отмечал его положительные черты и общность некоторых их оценок со своими собственными. Такими чертами были неприятие вульгарного реставраторства, понимание русского вопроса как культурно-духовного, чувство утраты Европой культурной монополии и надежда на возвращение народов Азии в мировой поток истории, наконец, его пореволюционный характер. Однако он видел и зловредные и ядовитые стороны евразийства, которые коренились в мировоззрении его сторонников. "Евразийцы реалисты в понимании национальности и номиналисты в понимании человечества", - писал он, определяя мировоззренческие основы их взглядов. - Но номиналистическое разложение реальных единств нельзя произвольно остановить там, где хочешь. ... Если человечество или космос не есть реальность, то столь же не реальны и все остальные ступени". В номиналистическом подходе крылась опасность отказа от христианства в угоду языческому партикуляризму. Позже он определил его как натуралистический монизм, при котором государство понимается как функция и орган Церкви и приобретает всеобъемлющее значение, организуя все стороны жизни человека. Конструирование такого "совершенного" государственного устройства, не оставляющего пространства для свободы и творчества человеческого духа, Бердяев охарактеризовал как "этатический утопизм евразийцев". Он заметил, что эмоциональная направленность евразийства, являющегося реакцией "творческих нацинальных и религиозных инстинктов на произошедшую катастрофу", может обернуться русским фашизмом.
Г. В. Флоровский, являвшийся одним из основателей движения, сначала выступил с критикой оппонентов евразийцев, хотя и не ставил при этом задачи защиты последних. Позже он четко сформулировал свое понимание значения евразийства, отметив, что в нем - "правда вопросов, не правда ответов, правда проблем, а не решений". Отправляясь от признания факта революции и необходимости ее духовного преодоления, евразийцы пришли к ее оправданию. Главную причину этого Флоровский видел в преклонении евразийцев перед социальной стихией и, как следствие, подчинении исторической необходимости. С таким видением исторического процесса соединялось в евразийском сознании жуткое, хотя и мечтательное, упоение властью. Стремление спасти социальные достижения революции привело евразийцев к идее создания нового направления, партии. "Иссякнувший пафос творчества, - писал Флоровский, - подменяется пафосом распределения и "водительства", максимализмом власти, не только дерзновенной, но и дерзостной. И в евразийстве, при всех декларациях о "внепартийности", копится и возгревается дух человеконенавистнической нетерпимости, дух властолюбия и порабощения". Вполне понятно, что при таком подходе в "феноменологии" евразийства не нашлось места для Церкви, в которой лежат истоки духовного творчества и свободы.
Рассматривая обоснование евразийцами самобытности русской культуры, Флоровский подчеркивал свойственный им морфологический подход к проблеме, который приводил их к признанию подчиненности истории народов роковому процессу развития всеединства. Попытка разделить Россию и Европу необоснованна, поскольку они находятся внутри единого культурно-исторического цикла.
П. М. Бицилли, участвовавший в одном из евразийских сборников, определил свое двойственное отношение к евразийцам в названии своей критической статьи "Два лика евразийства". Ясным ликом он считал отстаивание единства русской нации и государственности, которую нельзя искусственно расчленить в угоду "самоопределения народностей", и связанное с этим провозглашение принципа федерализма. Второй лик - "соблазнительный, но и отвратный" - виделся Бицилли в стремлении евразийства стать единственной партией, что неминуемо должно привести к диктатуре. Ссылки на то, что этому будет препятствовать евразийская православная идеология, представлялись ему неубедительными. Напротив, такое положение вещей могло лишь привести к сохранению подчинения церкви государству.
Основная дискуссия вокруг евразийства шла в 20-е тоды. В 30-е вместе с распадом движения постепенно угасли и споры о нем.
После II мировой войны о нем напомнил Борис Ижболдин, предполагавший, что в связи с ростом национализма в Советском Союзе после победы евразийство может заменить увядающий марксизм, поскольку оно является не только тоталитарной, но и националистической идеологией. В целом евразийское движение, по его мнению, "представляло своеобразную смесь различных социальных и политических доктрин, таких как славянофильство, доктрина азиатской гармонии, европейский фашизм и австрийская идея "органического целого".
В исследовании Г. Струве о русской эмигрантской литературе евразийцам был посвящен лишь небольшой раздел. Автор подчеркнул антиевропейскую и антисоциалистическую направленность евразийских работ, выражавших их "катастрофическое мироощущение", а также их успехи в литературной публицистике и, особенно, в организационно-идеологической деятельности.
Аналитическое изучение проблемы началось чуть позже, когда в 60-е годы появляется монография о евразийстве немецкого исследователя Отто Босса и ряд статей американского историка Н. В. Рязановского.
Исследование немецкого историка Босса представляет собой реконструкцию евразийской идеологии как целостной с последующим критическим анализом ее основных положений. Отправным моментом изучения автор выбрал исторические условия возникновения евразийства, определившие как основной для его теоретиков вопрос о смысле русской революции. Рассмотрение феноменологии революции в России, как она представлялась евразийцами (прежде всего Карсавиным), привело Босса к выводу о детерминистском и мессианическом видении ими истории, которая с необходимостью вела к этому событию, открывающему перспективу рождения евразийского государства. При этом, жесткий детерминизм противоречил признанию ими свободы личности и пониманию истории как "свободной импровизации".
Другой важный вывод Босса заключался в том, что "для евразийцев значение революции 1917 г. переместилось из социально-политической области в национал-метафизическую", что открывало путь к рассмотрению ее в контексте длительной исторической перспективы. Осмысление революционного катаклизма в этом контексте позволяло найти средства его преодоления. В признании факта революции и отсутствии у евразийцев реставраторских устремлений автор видел их изначальное преимущество перед реакционными эмигрантскими течениями.
Изучая отношение евразийства к марксизму и коммунизму, автор исходил из различения евразийцами этих двух явлений. Босс согласился с оценкой евразийцами русского коммунизма как восточного варианта марксизма, что служило доказательством национального, а не интернационального характера большевизма. Евразийцы считали его недостаточно русским и "религиозным", что определяло их отношение к нему как к стадии, разрушающей европейский налет на истинной сути русской культуры, которую выявит призванное заменить большевизм евразийство. Отмечая верные, по его мнению, наблюдения евразийцев в отношении деформации марксизма на почве русской революции, Босс видел их недостаток в недооценке большевизма. "Большевизм, однако, - писал он, - не ограничился подобной скромной ролью, отведенной ему евразийцами, и в результате вызвал духовное противостояние в мировом масштабе. С этой точки зрения евразийство представляет собой учение, как теоретически, так и практически ограниченное".
Вторая глава книги Босса называется "Географическое, историческое и культурное единство Евразии". Понятие Евразия, по мнению автора, неудачно лексически и недостаточно обоснованно географически. Указывая на близость евразийского понятия "месторазвитие" и используемого немецкими исследователями понятия "культурный ландшафт", автор отмечал и существенные отличия. Если последним понятием подчеркивалась ведущая роль человеческого общества во взаимоотношениях с природой, то у евразийцев акцент сместился на среду обитания. "Возникает чувство, - писал Босс, - что человек зависит от природы наравне с растениями и животными". Такой жесткий географический детерминизм вел к геополитике и к признанию географии как основы всех других наук: "географическое единство Евразии стало образцом для исторического, культурного, языкового и политического единства". Тем самым Босс подчеркивал два важнейших недостатка выделения Евразии как месторазвития - географический детерминизм и изоляционизм.
Анализируя единую историческую традицию, определенную для России-Евразии евразийцами (особенно Вернадским), Босс рассмотрел соотношение русской истории и истории Евразии. В результате им было выявлено противоречие, которое состояло в объединении двух противоположных исторических начал: одного, коренящегося в степной области кочевых народов, и другого, - в окраинной периферии степи. Положение автора о том, что идея "осознанной миссии" "была чужда почти всем кочевым народам при провозглашении ими завоевательных и переселенческих целей", не вызывает возражений. Так же, как и вывод о том, что "произошло не столько культурное, сколько геополитическое объединение леса со степью. Влияние культуры кочевников на русскую культуру нельзя отрицать, но оно не было столь сильно, чтобы превратить восточно-славянскую оседлую культуру в культуру кочевников или в смесь обеих культур". К этому выводу примыкает и критика Боссом переоценки евразийцами роли монгольского ига в русской истории. Наконец, очень точно его указание на отличие характера процессов "переселения народов" и завоевательных походов кочевников, что не позволяет поставить в один ряд империю гуннов, Киевскую Русь и империю монголов.
Анализируя евразийскую культурологию, Босс отметил как основополагающие для нее сформулированные Трубецким понятия "языковой союз" и "культурная зона" и закон "многообразия национальных культур", которые определяли негативное отношение евразийцев к европейской культуре и делали невозможным признание ими единой человеческой культуры, пусть даже основанной на христианстве. Напротив, христианство ставило задачи, которые каждый народ должен решать согласно его особенностям.
Созданная Савицким концепция "миграции культуры" из зон с более теплым климатом в зоны более низких температур имела, по мнению Босса, гипотетический характер и не учитывала исторического изменения климатических условий. Она вела к признанию культурного миссианизма России, в чем евразийцы выступали последователями взглядов Вл. Соловьева. За этим явственно проглядывала мысль об истинности лишь православной веры, которая должна была стать основой культурного единства Евразии.
При анализе вопроса об объединении церквей немецкий историк не заметил различие позиций авторов сборника "Россия и латинство", искусственно соединив экуменические устремления Карташева и неприятие унии Трубецким и Вернадским. Детально разбирая доказательства сохранения истинной литургики в православии, он показал, что эти доказательства не имели научного основания, т. к. расхождения наметились еще в период складывания христианства, до его раскола на две ветви. Критика же негативного отношения евразийцев к "латинству", корни которого он усматривал у Н. Ф. Федорова, превратилась у Босса в защиту католицизма. Слабость обвинения евразийцами католичества в содействии утверждению субъективизма, репрезентизма и скепсиса, приведших к утрате подлинной веры европейцами, состояла, по мысли Босса, в том, что они не сумели противопоставить активной роли католической церкви в культурном развитии каких-либо достижений православия в этой сфере.
В обосновании кризиса европейской культуры евразийцами были как слабые, так и сильные стороны. К слабым относилось смещение акцентов, приведшее к недооценке в ее развитии роли христианства и эллинского наследия. "Если бы они античность, христианство и германизм понимали как основные элементы сегодняшней Европы, - писал Босс, - тогда от их внимания не ускользнуло бы то, что византийский и русско-православный Восток выступает как ответвление западноевропейской культуры". Сильной стороной было признание развития рационализма причиной ее кризисов.
Последняя глава книги посвящена рассмотрению системной теории России-Евразии, которая должна была стать основой возрождения их родины. Общая тенденция современного развития, из признания которой исходили евразийцы, состояла в интеграции государств в наднациональные единства на основе осознанного планирования. Главными функциями государства должны быть поддержание мира и справедливости. Оно должно быть надклассовым и не являться инструментом партии. Евразийское понятие "демотия" интерпретировалось Боссом как объединение принципов аристократии и демократии, т. е. политика в интересах масс, проводимая меньшинством, обеспечивающим их идейное и культурное самосознание. Указывая на "идеократический" характер евразийского государства, автор не применял (в отличие от Ижболдина) для определения его сути такого понятия как "тоталитарный", а использовал евразийское понятие "органический". Столь же осторожно объективистски (по вполне понятным причинам) он воспроизводил взгляды евразийцев на взаимоотношение их идеологии с фашизмом, который, в отличие от евразийства, не имел перспектив в век океанических и континентальных единств.
Основу юридической доктрины евразийцев Босс видел в понимании права как правового притязания, т. е. возможности к исполнению позитивных или негативных действий. Характерная черта правовых отношений состояла в объединении прав и обязанностей. Отрицая объективное право, евразийцы предлагали заменить его "установленным правом", которое будет формулироваться правящим слоем в соответствии с религиозными идеалами. В целом, Босс оценил евразийскую правовую доктрину как гибкую и способную приспосабливаться к жизненным изменениям.
В решении национальной проблемы автор отметил близость позиции евразийцев принципам советского федерализма, подчеркнув при этом, что они отрицали коммунистическую диктатуру. Обезличиванию наций в коммунистическом интернационале они противопоставляли истинный союз народов, который обеспечил бы их равноправное культурное развитие и в котором русский народ был бы первым среди равных. В этой связи евразийцы поддерживали культурный национализм и отвергали национализм политический. Как особый, Босс выделял еврейский вопрос, поднятый Карсавиным. Анализируя взгляды главного евразийского специалиста по данной проблеме Я. А. Бромберга, немецкий историк пришел к выводу, что признавая большую долю вины еврейской интеллигенции в российской революции, он видел все же возможность реализации положительного потенциала "мессианистско-эсхатологической" энергии еврейского народа именно в рамках России-Евразии. В качестве главной задачи национальной программы подчеркивалась гармонизация отношений евразийских народов.
Подробно рассмотрев идеи евразийцев о "правящем отборе" и государственном аппарате, Босс заметил, что у них "не было намерения заново создавать государство и правительство будущей России-Евразии, они хотели сохранить и укрепить существующие в советской государственной структуре те элементы, которые казались им пригодными для планируемой государственной системы". Среди них - "опосредованная демократия", при которой народ управляет не сам, а посредством депутатов. Ее деформацию олигархической диктатурой коммунистов можно устранить, заменив партию вырастающим из народа и наиболее полно осознающим народные интересы правящим отбором. Его единство обеспечивалось "эйдосом" или, иными словами, сопричастностью к высшей философско-религиозной правде. Объединению "идеократического" правящего слоя и "демотического" государства служила система управления, при которой наряду с правящей группой будет создана система представительства от всех областей, свободно выбираемого населением. Босс подробно рассмотрел ее основные элементы.
В отношении религии программа евразийцев предполагала утверждение нового христианства, русского и православного, путем индивидуального религиозного перевоспитания. Новизна нарождающейся религиозности состояла в переходе от пассивности к активной реализации опыта, накопленного в веках созерцательного бытия. Возрождение религиозности невозможно без восстановления независимости церкви. Религиозное единство России-Евразии виделось идеологам движения как совместная жизнь различных великих религий на основе равноправия. Так тезисно можно выразить реконструкцию Боссом религиозной программы евразийцев.
В сфере культурных преобразований евразийцы исходили из признания "симфонической" культуры народов России-Евразии, что позволило Боссу анализировать в единстве их понимание культуры и "симфонической личности". В итоге он выделил вслед за ними три культурные сферы: 1) государственная или политическая, в которой проявляется единство культуры; 2) духовная, как сфера духовного творчества; 3) материальная. Причем средний элемент триады был центральным, т.к. обеспечивал свободный поиск истины, возможный лишь в рамках религии и церкви. Последнее предотвращало также раскол единой культуры на культуру "низов" и культуру "верхов". В культурной политике евразийцев автор отметил их стремление к сохранению характера русской философии при симпатии к футуризму, который открывал новые возможности творчества. Однако футуризм был ограничен, залогом же будущего искусства являлось падение оков творческого индивидуализма и пробуждение забытого народного творчества.
При реконструкции социально-экономических взглядов евразийцев Босс исходил из признания ими наступления новой эпохи планового хозяйства, которое должно быть поставлено на "идеократическую" основу. Целью его провозглашалась гармонизация интересов общества, групп и индивидов, занимающихся экономической деятельностью. Госудаственно-частное хозяйство, на преимущества которого указывали евразийцы, сможет, по их мнению, преодолеть недостатки капитализма и социализма и создаст возможность для соревнования между государственным и частным секторами, которое ускорит развитие производительных сил России-Евразии. Исходя из этого, они выступали против всеохватывающей национализации в промышленности, а в сельском хозяйстве - против поголовной коллективизации, за сочетание колхозов и совхозов с индивидуальными частными хозяйствами, которые должны поддерживаться государством. Следовало также стремиться к гармоническому развитию промышленных районов с учетом их естественно-географических различий в целях рационального использования природных ресурсов. В сельском хозяйстве необходимой мерой должно было стать природное районирование различных видов производства. Континентальный характер месторазвития России-Евразии диктовал развитие в ней "системы автаркических миров как особой организационной формы мировой экономики", - выделял мысль Трубецкого Босс.
Стержнем социальной политики евразийцев являлось изменение социальных отношений на основе замены "абсолютной собственности", созданной романскими народами, на ограниченную или "функциональную собственность", характерную для германских и славянских народов. Упразднение частной собственности, по их мнению, не могло изменить сути социальных отношений, т. к. касалось лишь субъекта: место частного собственника занимало государство, представленное бюрократией. Важнее было изменить отношение субъектов к объектам собственности посредством государственного регулирования, выражающего социальные требования к собственникам. Поэтому социализации, делавшей из государства собственника, евразийцы предпочитали национализацию, означавшую лишь усиление его регулирующей функции в отношении собственности. В решении вопроса о собственности на продукты труда они также искали синтезирующее решение, которое позволило бы избежать крайностей капиталистического частного присвоения и социалистического государственного. Выход виделся им в ограничении доли прибыли, изымаемой государством, и участии рабочих в управлении производством и распределении ими дохода в качестве акционеров. В общем изменение отношений собственности, предлагаемое евразийцами, вело к государственному капитализму, делал вывод Босс.
В данной части работы Босс был менее всего критичен, отмечая, что в предвидении будущих процессов евразийцы оказались сильнее, нежели в понимании прошлого. Помимо этого, они "в своей теории о создании нового общества, - писал немецкий исследователь, - затронули темы, которые актуальны для нас на Западе. В своей попытке синтеза всех областей государственной жизни они без сомнения делали правильные наблюдения, что организация человеческого общества будет зависеть от согласования идеи личной свободы с государственным управлением".
Завершая исследование показом раскола движения, Босс счел нелишним напомнить критику евразийства одним из его основателей Флоровским, показавшим причины вырождения движения. Сам автор еще раз подчеркнул, что идеология евразийства была эклектической смесью удобных для них положений предшественников, носила мессианический и жестко детерминистский характер. Но даже предсказания марксизма не реализовались в России так, как они были сформулированы его создателями, и русский коммунизм не стал ограниченным национальным делом, как считали евразийцы, стремившиеся его преодолеть духовно. "Это "заблуждение" стало решающим для крушения евразийской идеи", - заключал свое исследование Босс.
Оценивая это исследование, нужно признать, что оно сохраняет свое значение в тех частях, где раскрываются внутренние противоречия взглядов евразийцев. Там же, где их положениям противопоставляются собственные наблюдения автора или выводы других исследователей, они отчасти устарели или могут вызвать контрдоводы современных сторонников евразийства. Кроме того, не всегда оправданным оказывается стремление Босса воспроизвести общий всем евразийцам взгляд на ту или иную проблему. Наконец, автор не учитывал динамику евразийской доктрины.
Взгляды Рязановского на возникновение евразийства уже рассматривались в отечественной историографии, поэтому в данном обзоре основное внимание будет уделено тем аспектам, которые не были затронуты в статье А. А. Троянова. Прежде всего отметим, что в своих оценках американский историк основывался не только на скрупулезном изучении работ евразийцев, но и на личных наблюдениях, поскольку был знаком с некоторыми из них, как и с некоторыми из их оппонентов. Главным впечатлением, которое Рязановский вынес из знакомства с идеями евразийцев, была их "исключительная новизна". Выделяя в качестве важнейших исторических условий возникновения евразийства первую мировую войну, Октябрьскую революцию и пробуждение колоний, он отмечал, что евразийство следует рассматривать "как одну из европейских (курсив мой - А. А.) идеологий послевоенного периода, отличающихся резким неприятием прошлого и смутными мессианскими надеждами на будущее". Поэтому наряду с подчеркиванием "конструктивного" отношения евразийцев к революции Рязановский видел в их концепции реакцию на обострение колониального вопроса, которую "можно рассматривать как решительную защиту единой и неделимой России в век крушения всех империй".
Говоря о связи новой идеологии с предшествующей философской традицией, историк больше акцентировал внимание на различиях, нежели на сходстве. Отсюда важным становилось понять механизм выработки нового самоопределения, которое порывало с привычным с петровских времен европейским самосознанием российской интеллигенции. Почву для поворота к Востоку подготовил рост научных исследований в соответствующих областях (сравнительное языкознание, археология, история искусств и собственно история в лице В. О. Ключевского, обратившего внимание на роль финского вклада в формирование великорусского племени). Однако ферментом, вызвавшим возникновение нового самосознания, стало литературное творчество ряда писателей и поэтов (В. Хлебникова, А. Белого, А. Блока, Р. Иванова-Разумника), художественное воображение которых "увлеклось этими "азиатами", "монголами", "скифами" вплоть до отождествления с ними". Такое отождествление позволяло переместить опасность "желтой угрозы" (как определил ее Вл. Соловьев), направляя монголов скорее против Запада, нежели против России, и идентифицируя себя с "азиатами", а не с их потенциальными жертвами. Тенденция, зародившаяся в художественном сознании, была утверждена и всесторонне разработана в идеологии евразийства.
В статье "Возникновение евразийства" намечены перспективные, с точки зрения Рязановского, направления понимания и объяснения субъективных причин возникновения идеологии. К ним он относил национальную и социальную принадлежность евразийцев, а главное - их положение изгнанников, оказавшихся на чужбине сформировавшимися личностями, полными сил, энергии, знаний, которые они хотели, но не могли применить на родине. В этом Рязановский видит их поражение и причину того, что они "принадлежали одному поколению и не имели ни реальных предшественников, ни последователей".
Рязановским же была определена и другая тенденция в изучении евразийства - включение его в более широкий исторический контекст, что позволяло наметить новые связи и влияния. Для Рязановского таким контекстом стало формирование национального самосознания русских, для которого важную роль играло отношение к Европе и Азии. В статье "Азия глазами русского" автор выделяет три этапа в восприятии Азии. В древнерусском сознании сформировалось восприятие азиатов как вызывающей страх враждебной стихии, угрожающей русской христианской культуре. Оно заменилось в петровскую эпоху отношением к Азии с позиции имперского превосходства, сочетавшегося с интересом к экзотическим сторонам восточной культуры. В основе его лежало представление об общности с европейскими народами, определяемой христианством, что признавалось и сторонниками самобытности России, для которых конфликт с Европой был "братским конфликтом". Наконец, евразийцы попытались представить Россию как Евразию, противопоставив ее Европе и идентифицируя русских с азиатскими народами, вошедшими в ее состав.
Близкий ракурс рассмотрения проблемы выбрал Марк Бассин в своей статье "Россия между Европой и Азией: идеологическое построение географического пространства", однако его вывод несколько отличен от вывода Рязановского об империалистическом характере взглядов евразийцев. По его мнению, евразийцы привели к логическому заключению начатые панславистами концептуальные построения, выдвинув в понятии Евразия антитезу разделению России на европейскую и азиатские части или метрополию и колониальные окраины, которое было составной частью имперской идеологии. В том же, что панславистски настроенные предшественники евразийства едва ли бы приняли идею России-Евразии, позиции двух американских историков вновь сходятся.
В ряде работ евразийство рассматривается в широком контексте развития политических взглядов в русской эмиграции. С. В. Утехин в краткой истории "Русской политической мысли" прослеживает влияние евразийской доктрины, особенно взглядов Алексеева, на становление солидаризма, ставшего стержневым положением для программы НТС. Роберт Виллиамс в книге "Культура в изгнании", посвященной русской эмиграции в Германии с 1881 по 1941 гг., отмечает близость евразийских мессианических устремлений и азиатской ориентации группе Скифы и резко критическое отношение к евразийству на страницах "Руля", а также влияние на них немецкого романтизма, Шпенглера и Кайзерлинга. Михаил Агурский, хотя и указывает на отличие евразийства от сменовеховства, проявившееся в неприятии первыми большевизма и опоре на православие, все же сближает их с национал-большевизмом и соглашается с определением евразийства советским историком Мамаем как "сменовеховства на религиозно-философской почве".
В ряде статей немецкого историка Л. Люкса евразийство помещается в общий контекст европейских идеологических течений послевоенного (после I мировой войны) периода, поскольку он считает, что антипарламентаризм и культурный пессимизм, присущий его представителям, был явлением европейским, а не российским. При этом автор явственно обнаруживает параллели между евразийством и идеологией "консервативной революции", как протестом молодого поколения против идей и целей отцов. Поэтому большое место в статьях уделено расхождениям во взглядах представителей старшего поколения эмиграции и евразийцев. Парадоксальность "восстания молодежи" заключалась в том, что в отличие от XIX века, когда дети становились, как правило, левее отцов, после событий 1917-1918 гг. происходил сдвиг вправо, но он означал для молодого поколения не реставраторство предшествующего положения, а обращение для выработки идеала к более отдаленному прошлому, что было характерно для евразийцев и их немецких vis-а-vis. "Определенный параллелизм заметен в политической структуре обеих доктрин. Оба течения носили подчеркнуто тоталитарный, "аристократический" характер: оба основывались на вере во всемогущество идей". Однако были и различия. Если евразийцы стремились к религиозному обновлению, то для представителей "консервативной революции" был характерен религиозный индифферентизм, если первые были далеки от благословения террора, то вторые эстетизировали насилие. Наконец, евразийцы в отличие от консервативных революционеров жили в эмиграции и не могли влиять на процессы, происходившие на родине. Люкс выступает против отождествления евразийства с большевизмом или фашизмом. "Политическая наивность евразийцев лучше всяких доводов говорит, что у них не было, в сущности, ничего общего с большевиками или фашистами, отлично владевшими техникой современной неограниченной власти".
Люкс называет ряд причин крушения евразийства. Прежде всего установление тоталитарного режима в Советской России показало иллюзорность надежд евразийцев усовершенствовать общество с помощью управляемого идеократического движения. Другой причиной был рост шовинистических настроений в европейских странах, в то время как евразийцы пропагандировали содружество народов. Наконец, еще одна причина заключалась в элитарности идеологии: для ее восприятия требовалось умственное напряжение, тогда как в Европе утверждалось идеологическое упрощенчество.
Другой немецкий историк, Ассен Игнатов рассматривает проблему через призму возрождения евразийского мифа в России. Материалами для изучения современного увлечения евразийством послужили прежде всего газетные публицистические выступления Н. Михалкова, И. Малашенко, Г. Померанца, С. Дунаева. Основные выводы своего исследования он суммирует следующим образом. Во-первых, евразийство психологически выполняет компенсаторную роль, ослабляя чувство собственной неполноценности, возникающее всякий раз после очередной неудачи в соревновании с Западом. Подчеркивание "полуазиатского" характера вселяет надежду на реализацию связанных с этим преимуществ. Во-вторых, евразийство, развенчивая ценности западного мира, готовит общественное мнение к примирению с исламским миром. В-третьих, евразийская идеология предлагает замену распавшейся империи, поскольку утверждает возможность создания многонационального образования, в котором Россия будет играть роль первой среди равных. Наконец, евразийство идеологически обосновывает консервативные политические устремления. Отталкивание от западной плюралистической демократии в угоду евразийской самобытности лигитимизирует выступления за авторитарные, даже диктаторские формы правления. Евразийство может выступить идеологией реставрации, дав приют ищущим новое идеологическое знамя коммунистам.
Новое направление в изучении евразийства намечается в исследованиях взглядов отдельных представителей движения, что позволяет избежать нивелировки их мировоззрения и выявить многообразный спектр подходов к проблемам, волновавшим евразийцев. Первыми работами такого рода стали статья и монография Чарльза Гальперина о Г. В. Вернадском. Если статья намечала общее решение проблемы и охватывала период до появления первых работ по истории России, вышедших в США, то книга дает развернутый анализ всего жизненного и творческого пути историка, опирающийся "на прочтение каждого слова, которое он когда-либо опубликовал", и изучение его архивных документов.
Гальперин отмечает парадокс. Взгляды Вернадского формировались под влиянием либерала отца, в среде либерально настроенных преподавателей Московского университета, а затем, в период подготовки магистерской диссертации, - либеральной петербургской университетской профессуры, а первые исследования об экспансии Московского государства в Сибирь содержали в себе положения, предвосхищающие евразийство. В статьях "О движении русских на восток", "Против солнца" и "Государевы служилые и промышленные люди в Восточной Сибири XVII в." Вернадский утверждал, что, будучи европейцами по расовой принадлежности и культуре, русские все же жили в западной Азии. Этот решающий географический факт был следствием монгольского завоевания. Иго, хотя и имело катастрофические последствия для Руси, в то же время сыграло положительную роль, определив направление экспансии и оставив в наследство некоторые политические идеи и институты. Но эти протоевразийские положения отнюдь не дополнялись у Вернадского какими-либо выражениями неприязни к западному влиянию. Напротив, в его исследовании о масонах в царствование Екатерины II и о Новикове он подчеркивал прогрессивную роль влияния европейской культуры на Россию. Это вполне сочеталось с его членством в кадетской партии и участием в земском движении.
Приход большевиков к власти означал для Вернадского утрату плодотворной и обеспеченной жизни представителя социальной и интеллектуальной элиты. Поэтому близость его взглядам положений евразийской доктрины, обосновывавшей к тому же возможность вернуться в обновленное Отечество и занять там по праву ведущее положение, определила участие Вернадского в евразийских изданиях. Однако отношение Вернадского к евразийскому движению было сложным. Он не примкнул к нему политически. В круг его общения в Праге входили не евразийцы, а участники семинара Н. П. Кандакова. Наконец, наряду с евразийскими работами, даже в пражский период, историк публикует работы, не имеющие ничего общего с евразийскими идеями. Ослабление влияния евразийства происходило в новых условиях, когда историк эмигрировал в США, хотя и здесь он продолжал оставаться его приверженцем и пропагандистом.
Таким образом, общая эволюция исторических взглядов Вернадского представляется американским историком в следующем порядке: "Кадетская политическая и историографическая традиция его семьи и воспитания была модифицирована уже до революции некоторыми новыми выводами о значении монголов и степи в русской истории. Под влиянием революции и эмиграции он воспринял пристрастные утверждения о религиозном и этническом разделении между православными и униатами, русскими и украинцами, русскими и европейцами, которые выразились в его принадлежности к евразийству. Тем не менее, он продолжал выражать кадетские представления о роли европейской культуры и политических моделей в русской истории. Переезд в Соединенные Штаты не изменил немедленно его интерпретаций, но к послевоенному (после II мировой войны) периоду американская плюралистическая, свободная предприимчивость и демократические ценности побудили Вернадского отказаться от худших предрассудков евразийства в пользу более универсальных кадетских подходов".
В целом Гальперин очень критичен в отношении к евразийству. При этом следует заметить, что основные положения евразийства он реконструирует на основе работ "Наследие Чингисхана" Трубецкого и "Географические заметки по русской истории" Савицкого, а также выводов зарубежных исследователей. Из оппонентов-соотечественников евразийцев упоминаются прежде всего Милюков и Кизеветтер. Именно разносторонняя критика евразийства принесла движению "скандальную известность". Общая оценка евразийства такова: "Евразийская теория была безнадежно метафизической, идеалистической, телеологической и детерминистской. Работы евразийцев были в высшей степени пристрастными, публицистическими, ненаучными, испорченными огромными фактическими подтасовками. Евразийская политика была антидемократической апологией империализма и колониализма. Евразийство было идеологией, которая компенсировала недостаток свидетельств теорией, потому что факты противоречили евразийским верованиям". Столь же критичен Гальперин в оценке влияния евразийства на Вернадского, скрупулезный анализ проявлений которого дан в пяти главах ("Вернадский о Евразии и внутренней Азии", "Вернадский о Киевской Руси и степи", "Вернадский о монголах и России", "Вернадский о Московии и Украине", "Вернадский об империалистическом и советском периодах истории"). "В своих наиболее евразийских работах, - заключает Гальперин, - Вернадский не осуществил профессионально приемлемого исследования".
Такие односторонние выводы автора позволили другому американскому исследователю, Анатолю Либерману справедливо назвать их "курьезными". Сам Либерман далек от негативного видения евразийства. Не случайно им в 1991 году были опубликованы переводы на английский язык важнейших "евразийских" работ Трубецкого под названием "Наследие Чингисхана". Послесловие к изданию представляет собой набросок исследования творчества одного из основоположников евразийства. Оно состоит из трех частей - "Жизнь и работа", представляющей собой биографический очерк, "Трубецкой и евразийское движение", обобщающей итоги предшествующих исследований, и "Трубецкой как евразиец", дающей общее видение проблемы автором.
При характеристике условий формирования личности Трубецкого Либерман отмечает влияние семейного окружения и, особенно, отца. "Николай Сергеевич, по-видимому, воспринял либеральные позиции, которыми отличался его отец", а работа последнего "Учение о логосе в его истории" вдохновляла сына на осмысление истории и значения христианства и его взаимоотношений с другими религиями. В этом же направлении действовало участие в религиозно-философских кружках. В области философии Либерман отмечает увлечение немецкой философией и прежде всего Гегелем, телеологическое объяснение истории которым не противоречило религиозному мировосприятию Трубецкого.
Рассмотрение поисков предмета исследования молодым Трубецким - в области философии, этнографии, фольклористики, мифологии, лингвистики - позволяет Либерману наметить круг влиявших на него в эти годы ученых (В. Ф. Миллер, С. К. Кузнецов, отчасти - В. К. Поржезинский) и обоснованно сформулировать вывод о причине выбора сравнительного языкознания, как поля научной деятельности. Обладая научным подходом к предмету, языкознание должно было стать ключом к познанию человека и вооружить научным методом другие гуманитарные науки.
Среди важнейших событий в жизни Трубецкого в дореволюционный период отмечены два - встреча с Романом Якобсоном и выступление против исследовательских принципов А. А. Шахматова, ученика и последователя Ф. Ф. Фортунатова. Оба события оказались связаны внутренне, определяя собой исток структуралистского подхода к изучению языков, вылившийся позже в фонологию.
В биографии дается не только подробное освещение научной карьеры ученого в эмиграции, но и характеризуются его политические взгляды и психологическое состояние. Правда, раскрывая непримиримое отношение Трубецкого к большевикам на основе его предисловия к публикации известной работы Г. Уэллса "Россия во мгле", автор не замечает, что приводимые цитаты выражают не только, и может быть не столько собственное видение положения в Советской России Трубецким, сколько его отношение к видению этого положения Уэллсом и шире - западным человеком. Принимая это во внимание, а также ироничное заключение Трубецким слова "мир" (имеется ввиду Версальский мир) в кавычки в предисловии к книге "Европа и человечество", можно поставить дополнительные вопросы к исследуемому материалу, которых нет в послесловии Либермана.
Развивая мысль Якобсона о том, что характеристика туранского психологического типа была сделана Трубецким на основе самоанализа, Либерман отмечает, что это был скорее идеал. Достичь его в эмиграции в условиях чуждого "романо-германского" окружения было едва ли возможно, что определяло сложное морально-психологическое состояние Трубецкого, особенно - в 30-е годы.
Характеристика Либерманом евразийства опирается на исследовательскую литературу. При этом он не согласен с отождествлением евразийства и сменовеховства, замечая: "Евразийцы не имели ни организационных связей, ни внутренней близости со сменовеховцами". Вполне логично поэтому, что он проводит резкое различие "ортодоксальных" евразийцев от парижской и брюссельской групп, выступивших с оправданием большевистской диктатуры. Наконец, сравнение в настоящее время евразийцев с фашистами, по его мнению, должно выглядеть "святотатственно". Этим Либерман справедливо подчеркивает, что при использовании исторических понятий нужно исходить из их конкретно-исторического содержания, которым они наполнялись в момент их применения. Понятие "фашизм" в работах Ф. А. Степуна, С. И. Гессена или Н. А. Бердяева не имело той негативной коннотации, которая прочно закрепилась за ним позже.
В вопросе о наследии Трубецкого-евразийца оценки Либермана намного положительнее тех, что дал Гальперин Вернадскому. Евразийство Трубецкого было теорией национализма, исходящей из признания языкового и культурного разнообразия как неизменного закона. В соответсвии с последним выдвигалась идея языковых союзов или культурных зон, распростаняемая на провозглашенную территорию Евразии, идея, которая "остается вечным монументом евразийских устремлений в этом направлении". Идея языковых союзов и культурных зон, для возникновения которых важна не только общность происхождения, но и последующее взаимодействие, определяла то, что главным понятием концепции Трубецкого становилась автаркия, объединяющая относительно независимые элементы. По сути, Трубецкой рассматривал автаркию как систему, определенным образом структурированную, что предполагало взгляд на любой феномен из стабильного центра. В случае с Евразией таким центром являлся "туранский элемент".
Соответственно предмету сформировался метод исследования. От сравнительного изучения языков, благодаря своей склонности к классификации и формализации, а также увлеченности междисциплинарными исследованиями, он пришел к системному принципу в фонологии, а затем распространил его на изучение других сфер общества. Взаимосвязанность всех значимых общественных феноменов была очевидна для Трубецкого, верившего в наличие и руководство Высшего Разума и обнаруживавшего его как в структуре, так и в росте всех вещей. Вместе с системным принципом на анализ общественных элементов распространялось их рассмотрение через оппозицию, что было проявлением релятивизма. Поэтому расхождения во взглядах евразийцев (особенно Трубецкого, отрицавшего реальность человечества) и Бердяева, указывавшего на реальность человечества и космоса для обоснования реальности всех других явлений, Либерман рассматривает как "затрагивающие саму суть современного мышления: релятивизм против номенализма".
Парадигма, выработанная Трубецким, оказалась достаточно эффективной для анализа многих явлений. Наиболее ярким примером ее реализации Либерман считает статью Трубецкого "У дверей. Реакция? Революция?" Довольно точными оказались оценки последним и ряда явлений в современной ему Советской России.
Если Либерман связывает воедино евразийство Трубецкого и его научное наследие, то авторы интересной работы о Флоровском практически не затронули вопроса о влиянии евразийства на его взгляды. Очевидно, что такое невнимание отражает их позицию. Важное место в работе отведено подтверждению Э. Блейном того факта, что Флоровский разошелся с евразийцами уже в 1923 году, а статья "Окамененное бесчувствие" не являлась защитой евразийских взглядов. М. Раев указывает на независимый от общего направления, личный характер статей Флоровского, помещенных в евразийских изданиях.
Если в 1991 году Либерман отмечал недостаток знания о евразийцах и интереса к ним в российской историографии, то за последние годы положение резко изменилось. Можно даже в известном смысле говорить о буме евразийства. Стремительно возросший интерес к идеологии евразийства обусловлен рядом факторов. Во-первых, рухнувшая идеологическая плотина открыла русло для мощного потока исследований о русской эмиграции. Ее духовное наследие возвращается на родину. Во-вторых, коллапс коммунистической идеологии, на протяжении многих десятилетий служившей основой мировосприятия советского народа, породил необходимость поиска нового основания для самоидентификации, наконец, развал Советского Союза, межнациональные конфликты, вспыхнувшие на его территории, остро поставили проблему выработки новой геополитической концепции, способной интегрировать вновь образовавшиеся независимые государства и приемлемой для них. В поисках такой концепции евразийство представляет интерес для определенных политических групп.
Проявлением возросшего интереса к евразийству является широко развернувшееся переиздание работ евразийцев, проведение конференций, посвященных евразийской тематике, публикация переводов исследований о евразийстве зарубежных авторов и, конечно же, аналитическое изучение их работ. Круг изучаемых вопросов значительно расширился. Теперь это не только идеология, но и научное наследие евразийцев - их философские, этнологические, географические, лингвистические, исторические исследования. Актуализация евразийского наследия определяет тот факт, что публикации о нем перекочевывают со страниц научных изданий на страницы публицистических, так называемых "толстых", журналов и обратно.
Многообразию аспектов изучения соответствует и многообразие подходов и оценок. С достаточной степенью условности они могут быть сгруппированы следующим образом. Во-первых, рассмотрение евразийства с либеральных позиций. Здесь следует отметить, с одной стороны, продолжение традиции либеральной критики евразийцев, заложенной эмигрантами послереволюционного периода. Среди продолжателей этой традиции можно назвать И. А. Исаева, Л. И. Новикову, И. Н. Сиземскую, О. Д. Волкогонову, Н. А. Омельченко. С другой, - стремление вписать евразицев в мировую культурологическую традицию (Ф. И. Гиренок, Л. В. Пономарева, В. М. Хачатурян).
Второй подход к евразийству направлен на утверждение евразийства как развитие русской идеи. Здесь также можно выделить два подхода. Если С. С. Хоружий, А. В. Соболев, Р. А. Урханова рассматривают русскую философскую традицию с позиций развития универсальных ценностей, то статьям В. В. Кожинова, С. Ю. Ключникова, Т. И. Очировой, Ю. К. Герасимова присущ националистический оттенок.
Наконец, третий подход представлен продолжателями евразийства, считающими его самобытным явлением, не укладывающимся ни в рамки западной либеральной традиции, ни русской национальной. Здесь следует разграничить приемство в академической и политической сфере. Причем спектр политических преемников весьма широк - от Назарбаева и журнала "Свободная мысль" до Алксниса и журнала "Элементы".
Крушение идеологического диктата коммунистов и расширение аспектов изучения проблемы привели к тому, что классовый подход к определению сущности евразийства давно ушел в прошлое и его место занимают современные исследовательские парадигмы.
Показателен в этом отношении пример историка права И. А. Иса-ева. В начале 80-х годов его подход к проблеме ничем ни отличался от подходов В. В. Комина или Л. К. Шкаренкова. Однако уже в конце 80-х - начале 90-х он использует для анализа евразийской концепции активно осваемые в это время отечественной исторической наукой понятия "авторитарное мышление" и "тоталитаризм". В его книге "Политико-правовая утопия в России: конец XIX - начало XX века" основой исследования становятся методологические принципы изучения идеологии, сформулированные К. Манхеймом, и структуралистский подход к культуре как тексту.
В специально посвященной евразийству главе автора интересуют прежде всего те способы, какими евразийцы пользовались для описания Евразии. Для определения существа той культуры, которую представляла Евразия, важным являлась, по мнению Исаева, категория "границы". Географическая очерченность задавала не только материальный предел культуры, но и, используемая для описания, определяла структуру последнего, нормируя признаки и функции описываемой культуры. Причем пространственная закрытость являлась идеальным условием для формирования утопической модели социума, которым априори определялось негативное отношение к внешним влияниям и создавалась возможность мифотворчества.
Четкость географической границы позволяла пользоваться перечислением всех элементов, включенных или исключенных из пределов евразийской культуры. Невозможность столь же четко очертить этнические границы требовала отграничения от сходного, что допускало наличие пограничных зон, где происходила диффузия с примыкающими культурными пространствами. "Такой прием предполагал инвертированность культурных векторов: подчеркивая свое отличие от контекстных элементов, культура тем самым формулировала свою специфику".
Особенности евразийского дискурса выражали как приемство, так и отталкивание евразийской концепции от славянофильской доктрины. Этот поворот утопического сознания объясняется Исаевым существенными и катастрофическими переменами в мире.
Наряду с пространственными координатами описания культуры не менее значимыми являются временные. Особенность евразийской концепции состоит в отказе от линейного описания развития культуры. Используемая ими циклическая модель предполагала, с одной стороны, использование пространственного критерия (объединение - разъединение, централизация - автономия, ориентированность в пространстве и др.) для выделения отдельных временных циклов, что предполагало видение всей перспективы культурной целостности. С другой - описание каждого из них было возможно лишь при наличии полной информации о начальной и конечной стадии.
Выделение Исаевым в качестве мифологемы православия можно воспринять как противоречие, поскольку при этом дискурс приобретает совершенно иной вид. "Религия создает культуру, культура создает этнологический тип, а последний выбирает или находит "свою" территорию и по-своему ее преобразует. Культурный мир оказывался ориентированным на заранее заданную систему ценностей, построенную по шкале от "священного" к "светскому" с определенной градуировкой". Однако это противоречие легко "снимается" через определение пространственно-временных границ как означающего, а православия как смыслового в культуре.
Другим противоречием построений евразийцев, обозначенным, но не замеченным Исаевым, является определение их идеологии как тоталитарной в сочетании с подчеркиванием характерной для их сознания идеи творческой свободной личности. Причина этого кроется в стремлении автора реконструировать общую концепцию евразийцев, без учета отличий их мнений. В данном случае он попытался свести к общему основанию взгляды таких разных мыслителей, как Карсавин и Флоровский.
Историк права, Исаев большое внимание уделяет политико-правовым идеям евразийцев. Особенностями идеократической государственности, за которую ратовали евразийцы, были демотизм и гарантийность. В первом признаке автор видит черты корпоративизма, во втором - правового государства, хотя и не в западном смысле этого слова. Это позволяет ему смягчить по сравнению с более ранними работами оценку евразийской модели государственности. "Конечно же, - пишет он, - сочетание "демотизма" и "гарантийности" еще не может повести к восстановлению демократической модели традиционного либерального типа, но все же является серьезной уступкой ей". В целом же оценка автором евразийского типа мышления как авторитарного, для которого власть является самоцелью, осталась неизменной. Также не изменилась характеристика евразийства как течения правее центра в спектре эмигрантских политических течений и партий.
Для Л. И. Новиковой и И. Н. Сиземской, опубликовавших ряд статей и посвященные евразийцам два выпуска антологий, огранка евразийской идеологии была заимствована в значительной степени из арсенала большевиков. Евразийство, в их интерпретации, было вызовом русской эмиграции. Для понимания сути движения нужно учитывать, "что евразийство - это идейное течение внутри русской эмигрантской интеллигенции, пережившей разочарования в связи с поражением демократических чаяний в революции 1905 года, эйфорию надежды, связанной с Февральской революцией, трагедию, вызванную первой мировой войной, "обвалом" большевистского переворота, крушением не только идеалов, но и самих устоев России, горечью изгнания или "добровольной" эмиграции. Поставленная в экстремальные условия эмиграции, русская интеллигенция почувствовала себя не просто изгнанной, а загнанной в тупик".
Данное положение неточно по крайней мере в двух аспектах. Во-первых, основатели евразийства не могли непосредственно пережить разочарование после революции 1905 года, когда они были десяти-пятнадцатилетними мальчиками. Во-вторых, метафора "тупика" не проясняет проблемы, поскольку порождает новые вопросы: кем интеллигенция была загнана в тупик? оправдано ли психологически построение идеологической системы загнанными в тупик людьми? Эти недостатки - результат расширительных выводов, к которым можно отнести и положение этих двух исследовательниц о том, что ""Исход к Востоку" стал еще одной ступенью развития миросозерцания русской интеллигенции после "Вех" (1909), "Из глубины" (1918), "Смены вех" (1921)". Однако данный ряд не имеет общего основания, т. к. авторы первых двух сборников не приняли евразийства, в отношении последнего сами евразийцы-авторы "Исхода" (быть может, только за исключением Савицкого) были весьма критичны.
Содержание статей Новиковой и Сиземской составляет анализ четырех основных идей евразийства, определяющих его парадигму: 1) особого пути развития России как Евразии; 2) обоснования идеалов на началах православной веры; 3) культуры как симфонической личности; 4) идеократического государства. Последняя по времени публикация дополнена рассмотрением критики евразийцев их оппонентами из либерального лагеря.
В русле либеральной критики оценивается евразийство в работах О. Д. Волкогоновой. Она определяет основные положения, составлявшие "кредо" евразийцев, следующим образом: 1) представление о России как особом мире - Евразии; 2) критическое отношение к европейской культуре и к любым стремлениям повернуть ее "лицом к западной цивилизации и культуре"; 3) отказ от европоцентризма и признание "мощной азиатской составляющей" российской самобытности; 4) создание подлинной национальной культуры на основе православия; 5) признание "факта" свершившейся революции и использование достижений советской власти; 6) выдвижение идеократической концепции государства. В реализации главной задачи - национального самопознания, сформулированной Н. С. Трубецким, евразийцы упустили из виду свойственный христианству универсализм, определивший миссионерское призвание европейской культуры. Главная причина неприятия евразийства Волкогоновой заключается в агрессивности выдвигаемых ими положений в отношении европейского влияния, в их радикальном антизападничестве. "В евразийстве, - замечает она, - отрицательный, критический пафос подчас выражен гораздо определеннее, чем его позитивное содержание. Позитивные цели - православное общество, культура и т. п. - носят в изложении евразийцев абстрактный и даже поверхностный характер". Характеризуя идеократическое государство с демотической формой правления ("государство правды"), за которое выступали евразийцы, Волкогонова сближает его с таталитарно-коммунистическим строем и фашизмом. В ее интерпретации реализация идеи Трубецкого об установлении идеократий, правящих в автаркиях, возможна только при кровопролитной перекройке карты мира. В противоположность оценкам идей Трубецкого попытку Карсавина соединить евразийство и православную точку зрения на государство она оценивает как плодотворную, но уже выходящую за рамки евразийской доктрины. Однако общая оценка евразийской концепции "государства правды" является отрицательной. И даже отмеченные Волкогоновой позитивные моменты в попытке дать целостное видение исторического прошлого Евразии в книге Г. В. Вернадского "Начертание русской истории" не меняют ее негативного отношения к евразийству. "Достаточно абстрактное понимание принципов православия и попытки (разумеется, безуспешные) сочетания их с призывами к созданию жестко стратифицированного общества, пренебрежение свободой личности, неоправданно негативное отношение ко всей западной цивилизации и культуре и - увы! - подчас примитивный национализм достаточно типичны для евразийства", - делает вывод автор. Эволюция евразийства, намеченная в работах лишь в самом общем виде, выражалась в утрате течением православной ориентации и перенесении центра тяжести на политические цели, что привело к его вырождению после 1929 г. Попытки адаптировать идеи евразийцев к современным условиям, по ее мнению, обречены на провал.
В работах Омельченко, характеризующего критику евразийства в 20-е гг., больше внимания нежели у Волкогоновой уделено позитивным моментам в их концепции. Он отмечает в качестве ценного и оригинального в евразийской историософии идею цикличности исторического процесса, множественности и уникальности развития цивилизаций, критику европоцентризма и стремление евразийцев акцентировать внимание на вопросе о взаимоотношении восточного и западного элементов в развитии российской государственности и отечественной культуры. В отличие от славянофилов, концепция которых строилась на идее единства славянских народов, евразийцы стремились осуществить этнокультурный и геополитический синтез восточного и западного начал. Однако правильное понимание евразийцами места России на стыке двух миров - Запада и Востока и значения последнего в российской истории не уберегло их от противоречий. "Противоречия начинаются там, - замечает автор, - где евразийцы от анализа национальных особенностей России переходили к выводам и оценкам современной им действительности". Противопоставление Запада и Востока, непонимание относительности этих понятий, неверное представление о том, что петровская "вестернизация" уничтожила русскую самобытность, питали антизападничество евразийцев и сближали их взгляды с советской геополитической концепцией. Понимание революции как крушения наносных западных элементов в России вело их к ошибочному представлению о связи большевизма с русской самобытностью, а их государства с властью русского народа. В целом, по мнению автора, евразийцы сделали шаг назад по сравнению с А. С. Хомяковым и Ф. М. Достоевским, так как решали проблему своеобразия судьбы России через антитезу Европы и Азии.
Подготовленное учеными Института всеобщей истории РАН издание "Евразия: исторические взгляды русских эмигрантов" включает в себя не только фрагменты из публиковавшихся ранее работ евразийцев, но и большое число рукописей из фонда Савицкого, переданного пражским архивом (фонд 5783 Центрального государственного архива России).
Общий подход к проблеме определен в статьях Л. В. Пономаревой. Важнейшими моментами "личного духовного опыта" основателей евразийства, определившими формирование их "катастрофического мироощущения", она считает следующие. Во-первых, распад России как государства в 1918-1919 гг. с последующим его воссозданием, чем обусловливалась задача осознать и обосновать исторически единство Евразии, которая должна стать преемницей СССР после крушения власти большевиков. Во-вторых, обнаружившаяся в годы Первой мировой войны, революции и гражданской войны слабость жизненных и культурных устоев, что требовало осмысления причин произошедшего и выработки нового "духовного самосознания", а не воссоздания прошлого. В-третьих, исчерпанность, по мнению евразийцев, либерального развития России за период от февраля к октябрю 1917-го, чем обусловливался поиск самобытного идеала для ее дальнейшего пути. Отметим, что последнее положение стало основой для взвешенного анализа автором критики евразийцев со стороны либерально настроенной части русских эмигрантов (Кизеветтера, Милюкова и др.).
Однако, при всем отталкивании от Запада, культурологическая концепция евразийцев (прежде всего в интерпретации Трубецкого) оказалась вписанной в современный им культурологический европеизм. "Люди европейской (российско-европейской) культуры, - замечает Пономарева, - они не могли быть и не были ее отрицателями".
По мнению В. М. Хачатурян, "выбранные ими пути изучения русской культуры можно считать весьма перспективными". В основе их подхода к предмету исследования лежала мультилинейная схема исторического процесса, разработанная в западной историографии Дж. Вико и И. Гердером, а в русской - Н. Я. Данилевским. Сравнивая взгляды Данилевского и евразийцев, Хачатурян отмечает существенные сходства. Представление о прогрессе как поступательном движении вперед заменяется ими концепцией "прогресса как реализации разнообразия возможностей, заложенных в различных культурах", а главная ценность культуры видится в ее неповторимости, своеобразии. Правда, в отличие от Данилевского евразийцы не смогли соединить мультилинейность развития с поступательностью. Их закономерность была циклической. Продолжая антиевропоцентристскую традицию русской историографии XIX века (славянофилы, Данилевский, Леонтьев), они восприняли идею пагубности чуждых духовных влияний и органического, спонтанного развития культуры.
Евразия в своем развитии противополагается не только Западу, но и Востоку. Рассмотрение России-Евразии как "локальной цивилизации" ставит евразийцев в один ряд с такими европейскими философами как О. Шпенглер и А. Тойнби.
Пономарева связывает евразийский синтез с их отношением к религии "как высшей области познания". Однако данный раздел является наиболее слабым в сборнике. Вызывает возражение помещение в него без оговорок фрагментов из работ М. В. Шахматова, очень рано отошедшего от евразийства, и А. В. Карташева, участие которого в евразийских изданиях носило скорее случайный характер. Статья последнего "Взаимоотношения Церкви и Государства (восточно-православная точка зрения)" развивала положения национально-теократической концепции "Святой Руси", которую Карташев разрабатывал с середины 20-х годов и которая не имела ничего общего с идеей Евразии.
Биографический очерк о Савицком, написанный Н. Ю. Степановым, является начальным этапом изучения творчества этого оригинального мыслителя. Интересно содержащееся в нем замечание о влиянии идей о "ноосфере" В. И. Вернадского на формирование учения Савицкого о "номогенезе".
Разработку темы исторических взглядов евразийцев продолжила М. Г. Вандалковская в монографии "Историческая наука российской эмиграции: "евразийский соблазн"". Она рассматривает евразийство как научную систему, неотъемлемой составляющей которой является история. Анализируя в первой главе книги теоретические взгляды евразийцев на личность, культуру, государство и месторазвитие, она подчеркивает их заостренность против позитивистского, марксистского и отчасти неокантианского подходов к изучению прошлого. Главным в теории исторического познания евразийства она признает отход от причинного объяснения в истории и попытку утверждения системного видения прошлого. Правда, в ходе формирования и развития теории евразийства не все ее элементы были разработаны в равной степени. В итоге на первый план выдвинулось понятие месторазвитие, разрабатываемая Савицким. Теория личности практически выпала из центра евразийского комплекса, культура же приобрела самодовлеющее значение, заслонив само понятие личности. Вторая глава работы Вандалковской представляет собой подробный анализ оценок евразийцами основных этапов российской истории: древнерусского государства, монголо-татарского ига, Московского царства, императорского периода, революции и советского периода. Причем автор подчеркнуто объективистски подходит к изучаемому материалу, что, порой, не позволяет выявить его собственное отношение к исторической концепции евразийцев. Приведя в заключение оценки евразийства их современниками, Вандалковская как бы оставляет за читателем право на собственный вывод о значимости этого направления для развития исторической науки российской эмиграции. Такое отношение подчеркивается тем, что в приложении воспроизведены некоторые работы евразийцев о революции (Карсавина и Сувчинского) и полемические статьи их оппонентов (Милюкова и Кизеветтера).
Для Гиренка "евразийцы - мастера раннего постмодернизма". Поэтому он выбрал довольно своеобразную форму прочтения их мировоззрения. Его статьи полны непрозрачных метафор, что приводит к многозначности текста. А отказ от кавычек стирает грань между мыслями евразийцев и автора. Не случайно он предлагает идти "как наследники, не туда же, но за ними".
Поворот, совершенный евразийцами в стиле мышления, был сознательным сдвигом от прямого смысла к косвенному, что означало, по сути, потерю этого смысла, понимаемого как трансцендентальное априори. Попытка его обретения вне привычных канонов рационалистического мышления обернулась, с одной стороны, децентрованным миром равных в своем различии. (В скрывающемся за этим стремлении "объединять без центра объединения" Гиренок видит исходную интуицию современного мышления.) С другой - подменой логического целого сплошной фактичностью. "Евразийская идея одной своей стороной коренится в постмодернизме всеобщего уравнения, а другой - в новоязыческих поисках тотальности".
Отказ от европоцентризма стал первым шагом к восстанию против разума и языка (логоцентризма). "Евразийцы прошли этот путь наполовину". Стиль мышления, который утверждали евразийцы в антропологии, вел к аперсонализму "симфонической личности", к подмене православия новым язычеством, церкви - бытовым исповедничеством. Описание истории в терминах трансцендентального апостериори делало неприменимым к ней ни понятие прогресса, ни понятие регресса, поскольку она уже была загнана в пат. "Понимание того, что из пата не выходят логическими однородными шагами, а выпрыгивают, и что этим прыжком создается реальность - показывает глубину евразийства", - считает Гиренок.
Евразийство замышлялось его создателями как расставание с имперским прошлым и советским настоящим России, как идеология будущего воссозданной родины. Выбор лежал между капитализмом и социализмом. Именно - между, поскольку евразийцы не принимали ни капитализма, ни социализма. Однако видение народов России как органического целого исключало из арсенала их мышления такие понятия, как автономная личность, гражданское общество, демократия. Третий путь привел в никуда. И вновь тот же выбор стоит перед Россией.
Когда в "Вопросах философии" появилась статья С. С. Хоружего о Карсавине и де Местре, а в специально посвященном евразийцам номере журнала "Начала" - о философе-мусагетовце А. К. Топоркове, было непонятно, какое отношение это имеет к евразийству. Все встало на свои места в работе о трансформации славянофильской идеи в ХХ веке (построенной в соответствии с гегелевской триадой процесса познания: тезис - антитезис - синтез), которой предшествовали две статьи об отношении Карсавина и Флоровского к евразийскому движению. В них автор помещает евразийство в диахронный типологический ряд, выражающий изменение в нашем столетии подхода к идее самобытности русского культурного развития. Отправным пунктом - тезисом - служит формировавшаяся в рамках синтезирующего русско-европейские элементы культурного феномена Серебряного века идея славянского Возрождения. Являя собой "замысел Серебряного века о себе самом", эта идея предполагала соотнесение культуры России с эллинством, как универсальным культурным истоком, к которому должны припасть на различных этапах исторического развития все народы, чтобы обрести подлинную культуру.
Идеология евразийства, выражавшая типологический и психологический разрыв с довоенным менталитетом, разрыв, который был обозначен понятием пореволюционности, стала антитезисом триады. Отталкивание от прошлого (имперской России) и от чужого (Западной Европы) приводило к релятивизму в трактовке культуры, т. е. отказу от признания того, что "культура имеет ценностное превосходство над варварством, и это превосходство выражается в присущем ей элементе культивации, возделывания, или же аскезы, в дохристианском смысле". Последнее положение с необходимостью порождало отказ от ценностных критериев в отношении к культуре различных народов. Хоружий отмечает в этом определенный плодотворный аспект, отразившийся в протесте против "нивелировки, стирания этнокультурного своеобразия", который, по сути, был предвидением современного отношения к сохранению самобытности всех сколь угодно малых культур. Однако автор не одобряет редукционистского подхода к культуре, проявившегося у евразийцев во взглядах на религию, социальную философию, историю.
Неприятие Флоровским редукции или "агрессивного эмпиризма в философии истории и культуры" стало побудительным толчком к разработке им теологии культуры или идеи неопатристического синтеза, который "должен быть понят как принцип творчества, питаемого от патристического истока через личностную и харизматическую связь в Предании Церкви". Такой взгляд утверждал на место евразийского культурного нигилизма идею культуры "в ее классическом образе - как возделывания и воспитания, творческого труда, нравственного и умственного усилия человека и общества".
Хоружим была предложена и периодизация евразийского движения, выявляющая его три этапа. "Начальный из них охватывает 1921 - 25 годы и протекает по преимуществу в Восточной Европе и Германии. На следующем этапе, приблизительно с 1926 по 1929 гг., движение имеет своим центром Париж, а своим главным теоретиком - Карсавина (который до и после этого промежутка практически не принимает участия в движении). Наконец, в период 1930 - 39 гг., после ряда тяжелых кризисов и расколов, движение идет на убыль, продолжая существовать незначительными группами в отдельных эмигрантских центрах". Наиболее плодотворным был первый период, когда каждый из евразийцев намечал и разрабатывал отдельные идеи. Хотя уже в это время наметилась тенденция к трактовке самобытности в материальных категориях, низводящих ее до этнических и материальных факторов, против которой последовательно выступал Флоровский. Однако философское обоснование евразийства, равно как и идейное обоснование его "резкого крена влево" принадлежало Карсавину, выступавшему в роли теоретика движения с 1926 года. Стержнем теоретических построений Карсавина была концепция всеединства, в которой коренились ростки идеологии тоталитаризма. С его именем Хоружий связывает начало раскола движения, отчетливо проявившегося в конце 20-х годов.
Близкую С. С. Хоружему, хотя отнюдь не тождественную, позицию занимает А. В. Соболев. Различия определяются прежде всего разными ракурсами историко-философского видения проблемы. Если Хоружий выдвигает на первый план философское, то Соболев - историческое. Это проявляется и в определении Соболевым причин проявления "полюсов евразийства", обозначенных именами Карсавина и Флоровского, и в изучении самой детальной конкретики движения, в которой каждый участник означается не только философскими идеями, но и чертами личного характера.
Выступая "как попытка творческого реагирования русского национального сознания на факт русской революции", евразийское движение, по мнению автора, таило в себе возможность поляризации и раскола уже с самого своего зарождения. Она коренилась "в двух различных ответах на вопрос о том, что спасет Россию - земля или дух, "природные" ли стихийные силы или сила покаянного подвига".
Интересна и мысль Соболева о том, что утрата в эмиграции естественной культурной ауры, в которой жила и творила дореволюционная интеллигенция и которая служила своеобразным камертоном, позволяющим определить фальшь звучания тех или иных идей, привела при попытке ее воссоздания в изгнании к засилью "партийности", деформировавшей даже плодотворные в истоке идейные поиски. Стремление Трубецкого противостоять сползанию евразийства в политиканство, его нравственный авторитет обеспечили на время внешнее единство движения, являясь в то же время источником духовного дискомфорта мыслителя.
Эта тема была продолжена О. А. Казниной, опубликовавшей интересное "письмо-исповедь" Трубецкого Савицкому с искренним самоанализом отношения к евразийству и оценками движения. Еще ранее, прослеживая кризис евразийства, исследовательница подробно показала роль в этом Д. П. Святополк-Мирского. Казнина, как и ранее Соболев, не могла обойти темы внедрения агентов ОГПУ в среду евразийцев. Причем в сжатом изложении Соболева на страницах "Нового мира" этот аспект проблемы даже выступил на первый план, производя впечатление, что именно чекисты во многом инициировали раскол движения.
Именно эта публикация стала импульсом для полемического ответа С. Ключникова в "Нашем современнике", статья которого анонсировалась коротким очерком В. Кожинова. В последнем был задан общий подход к проблеме. Евразийство должно рассматриваться как продолжение и развитие наиболее плодотворной традиции русской историософии, отмеченной именами А. С. Пушкина, Ф. И. Тютчева, Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, К. Н. Леонтьева, В. В. Розанова. Славянофилы, как отталкивающиеся от опыта Европы, оказались вне этой традиции. Противоположной евразийцам была линия Н. А. Бердяева, П. Б. Струве, С. Л. Франка, Г. П. Федотова, связанная с "западничеством" и марксизмом. В своих исканиях первые проявили себя как подлинные патриоты, говорившие о трагедийности русской революции, подготовленной вторыми. Выступил Кожинов и с утверждением о необоснованности обвинений евразийцев в сотрудничестве с ОГПУ, поскольку оно, во-первых, затронуло лишь малозначительных участников движения и, во-вторых, было всепроникающим. Наконец, автор высказался против упреков в недооценке евразийцами христианства.
В соответствии с этими положениями Ключников начинает свою статью с утверждения, что "евразийское движение - это не случайный зигзаг российской историографии, якобы рожденный от искр революционного пожара и усиленный эмигрантской неприкаянностью, но закономерный итог многовекового развития русской мысли". В подтверждение автор указывает на интерес к протоевразийской тематике в дореволюционных работах Вернадского и исследованиях Трубецкого, в доэмигрантский период - Карсавина.
При рассмотрении этапов эволюции движения Ключников солидаризируется с точкой зрения Хоружего, выделяя в качестве важнейшего момента для ее понимания отношение евразийцев к революции. В их оценке строго различались революция как явление истории, большевизм как порождение революции и коммунизм как разрушительная идеология. Опираясь на анализ карсавинской феноменологии революции с ее четырьмя этапами: 1) умирания старого правящего слоя; 2) анархии; 3) создания жесткой тиранической партии, руководимой революционными идеологами; 4) затухания революции и подъема нового правящего слоя, автор подчеркивает, что последний этап рассматривался евразийцами как решающий. "В этот момент возникает главная и завершающая проблема революции - народ должен найти подлинное правительство, которое в тесной связи с правящим слоем (перелившимся к этому времени в армию) взяло бы в свои руки слабеющую власть и, возобновив связь с прошлым, возвратило бы народ на его историческую дорогу". Указание автора на то, что евразийцы ошиблись в прогнозе на пятьдесят лет, делает это и последующие положения статьи злободневными.
Рассматривая взгляды евразийцев на причины революции, Ключников подчеркивает их неприязненное отношение к некритическому увлечению интеллигенции Европой. Бездумное заимствование чуждого России опыта привело к расслоению культуры, породившему в конце-концов стихийный революционный взрыв. Это положение привело автора к выводу о том, что евразийцы вплотную подошли к мысли о мессианской роли России, показавшей своим трагическим опытом тупиковость материалистического пути, по которому медленно движется весь мир.
К общим положениям Кожинова об использовании евразийцев органами ОГПУ Ключников лишь прибавляет несколько конкретных фактов, отмечая, что "спектакли" чекистов были удачны благодаря высокому авторитету СССР в глазах левой западной интеллигенции. Причины же упадка движения лежали вовне: иллюзии о возрождении отечества в ходе реализации нэпа развеялись в связи с его насильственным свертыванием. Последнее положение заслуживает внимания. Решению вопроса об отношении к реализации первого пятилетнего плана могут помочь помещенные во французских изданиях статьи Савицкого, которые еще не анализировались исследователями.
Более подробно свои взгляды Ключников представляет в предисловии к сборнику трудов евразийцев "Русский узел евразийства". В нем он дополняет характеристику евразийства реконструкцией евразийской онтологии. В ее основании лежал иерархический персонализм Карсавина и идеи Савицкого о смысле и организации как основаниях бытия (Ключников определяет их как "пантеистический идеализм"). Особая онтология евразийцев характеризуется Ключниковым как стихийно-органическая, природная и теологическая, идеалистическая, духовная. Характеристика историософии евразийства Ключниковым опирается на ставший уже традиционным набор признаков: мультилинейность, цикличность, морфологизм, телеологичность и фатализм в восприятии исторического развития. Однако он считает, что такая харктеристика не предполагает имморализма их историософии. "Евразийство, таким образом, никогда не было нигилистической апологией чистого разрушения, но скорее представляло собой политическую идеологию футуристического тпа, видевшую свою задачу в построении будущей великой евразийской культуры", - делает вывод Ключников. Среди перспективных идей евразийства он выделяет следующие: идею русского национально-культурного своеобразия, идею бытового исповедничества в православии, идею духовного преодоления революции и идею будущего государственного строя России в форме идеократии.
Наиболее оригинальными, хотя не во всем беспорными, являются положения Ключникова о влиянии евразийцев на эмигрантскую литературу. Он подчеркивает особую роль журнала "Версты", который издавался евразийцами. Основная заслуга издателей журнала состояла в публикации всего "лучшего" не только в эмигрантской, но и в советской литературе. "Версты" намечали "третий путь", отличный как от сменовеховской капитуляции перед большевиками, так и от идей реставрации "старой" России. Ключников признает, что евразийцы не сумели создать самостоятельной художественной школы, но они оказывали "опосредованное влияние" на литературный процесс в эмиграции, выступая в качестве литературоведов и литературных критиков. Подчеркивая это, Ключников раскрывает влияние историософии евразийцев на их эстетические принципы, которые он называет "эстетической органикой". Главным понятием для евразийцев было понятие "стихии", с которым были сопряжены такие понятия как "здоровый реализм", "творческая воля", "напряженность действия", "событийность", "ритм", "творческие циклы", "народность", "правда". В своей совокупности они стали основой для изучения евразийцами композиции и стилистики русских литературных произведений допетровкого времени и литературы XVIII - XX вв. Намечая контуры евразийской эстетики, Ключников пишет о "евразийском измерении русской литературы". Он считает, что евразийцы раскрыли литературное выражение "идеи Азии" как "одной из основ самой художественной ткани отечественной словестности". "Литературное выражение идеи Азии, - обобщает Ключников, - связано и с художественным отражением взаимодействия русской и восточной стихий в реальной истории России, и с художественным воплощением русского своеобразия, несводимого в чистом виде ни к европейскому, ни к азиатскому началу, и с особыми художественными принципами проникновения во внутренний мир Азии и восточной души". Автор конкретизирует данные положения путем анализа евразийского видения "живительной основы конфликта" в литературных произведениях между "художественными типами" "оседлого" человека и "кочевника". Развивая данное положение применительно к истории, Ключников замечает "среди прочих конфликтов, разрывавших тело и душу Империи, ... конфликт между двумя типами национальной психологии - "кочевнической" (преимущественно революционной и "красной") и "оседлой" (в основном крестьянской и "белой")". По его мнению, евразийцы призывали заменить революционную логику победы одной из сторон в конфликте эволюционной логикой примирения, основанного "на гармоническом балансе между двумя тенденциями". В этом он видит силу евразийцев, которая определяет актуальность их идей для современной России.
Изучение евразийства как исследование русской идеи в ее самобытности на страницах научного издания продолжила Т. Н. Очирова. Аватор определяет произвольно расширенный круг имен, которые автор связывает с течением: Н. С. и С. С. (?) Трубецкие, Л. П. Карсавин, Н. О. Лосский, С. Л. Франк, П. Н. Савицкий, Н. Н. Алексеев, Б. П. Вышеславцев, Н. А. Бердяев, В. В. Зеньковский. Это стало следствием несистемного подхода к идеологии евразийства. Рассмотрение его отдельных элементов вне системообразующих связей и поиск схожих с ними положений у русских мыслителей приводят автора к тому, что непосредственными предшественниками (курсив мой - А. А.) евразийцев названы В. Ф. Одоевский, А. С. Хомяков, И. В. Киреевский, Н. Я. Данилевский, К. Н. Леонтьев, Вл. С. Соловьев, а истоки евразийства возведены к национально-государственной концепции Н. М. Карамзина "о России как единстве западного и восточного мира, что давало ей преимущества перед другими государствами, хотя и было чревато драматическими противоречиями". Методологическая необоснованность исследования приводит к тому, что статья производит противоречивое впечатление. С одной стороны, в ней содержится ряд очень точных наблюдений, с другой - она содержит ошибочные утверждения и неточности. К первым можно отнести: анализ критики евразийской концепции, который раскрывает не только основные положения оппонентов, но и основания их критического отношения к евразийству, определение причин сочувственного отношения к евразийству в среде эмиграции, указание на увлеченность некоторых евразийцев (прежде всего Пейля и Савицкого) планами индустриализации. Среди вторых - помещение евразийства в идеологический ряд "Мы есть третий Рим" - "самодержавие, православие, народность" - "за веру, за царя и отечество"; утверждение о том, что "журнал "Русская мысль", редактируемый Петром Струве, также разделял позицию и программу евразийства", и другие, менее существенные неточности.
Как "явление национального гения" определяет евразийство Ю. К. Герасимов. В отличие от критического и неприязненного отношения к православной церкви, характерного для "профессорских" кругов интеллигенции, евразийцы стали продолжателями религиозного дела славянофилов, Гоголя, Юркевича, Достоевского и московского кружка М. А. Новоселова. Автор подчеркивает, что неприятие европейской культуры евразийцами было связано с их критикой католичества. Эта критика была не только продолжением традиции национальной мысли, но и ответом на попытку сговора большевиков с Ватиканом. Реакцией стало распространение евразийцами принципа автаркии, "ревнивого самозамыкания" на современную им Православную церковь. Высоко оценивая идею "бытового благочестия", автор не замечает, что, по сути, она была выражением пережитков язычества в русском православии.
Долгое время единственым претендентом на евразийское наследие был Л. Н. Гумилев. Скептическая оценка его знаний о евразийстве Либерманом преувеличена. Опровержением ее служит статья Гумилева о Трубецком в "Нашем наследии", написанная с хорошим знанием вопроса. Однако интерпретация взглядов Трубецкого довольно своеобразна. Гумилев выделяет в евразийской концепции те положения, которые близки его собственным, и придает им свой смысл. По его мнению, употребляемое Трубецким слово "лик" можно заменить понятием "этнос", а вместо "многонародная личность" использовать понятие "суперэтнос". Излагая взгляды Трубецкого на значение монгольского ига в русской истории, он дополняет их результатами своих изысканий. Вторым планом изложения при этом является полемика с "русофилами".
Главный вывод, к которому пришел Гумилев, заключается в признании того, что "евразийская концепция этнокультурных регионов и химерных целостностей в маргинальных (окраинных) зонах оказалась пригодной для интерпретации всемирно-исторических процессов. Там, где сталкиваются два и более суперэтноса, множатся бедствия и нарушается логика творческих процессов. Возникает подражание (мимесис) как противник оригинальности, и таким образом нарушается принцип "познай себя" или "будь самим собой". "Напротив, этносы, живущие на своих территориях-родинах, поддерживающие свою традицию - "отечество", уживаются с соседями розно, но в мире". Из этого вывода вполне логично выведен другой: "... любой территориальный вопрос может быть решен только на фундаменте евразийского единства".
Л. Н. Гумилев называл себя "последним евразийцем", но знамя борьбы за евразийство после его смерти в 1992 году было подхвачено А. С. Панариным. Евразийство актуально для него прежде всего своим стремлением сформулировать мессианскую идею, необходимую для большой державы в ХX веке. Как когда-то евразийцы выступили с антизападническими лозунгами, так Панарин направляет свою критику против атлантизма и американизма. Необходимо противостоять идеологии потребительского общества и связанной с ее утверждением в западных странах опасности экологической катастрофы. При этом он не склонен видеть выход из создавшейся в посткоммунистической России ситуации ни в националистическом изоляционизме, ни в панславизме.
Позитивной идеей современного евразийства должна стать постмодернистская аскеза, направленная на утверждение превосходства духовного совершенствования перед материальным производством и потреблением. Другой идеей идеологии неоевразийства должен стать этатизм. Утверждение духа жертвенной государственности, способной отстоять национальные интересы, должно стать, по мнению Панарина, преградой на пути декаденствующего индивидуализма, который оборачивается в России разлагающим моральным нигилизмом "новых русских".
Возрастающим интересом к евразийству отличаются проводящиеся в последнее время ежегодно конференции "Россия и Восток: проблемы взаимодействия", на которых обсуждается самый широкий спектр проблем, которые когда-то были важны для евразийцев. Подобно евразийцам 20-х - 30-х годов участники конференций анализируют взаимоотношения России и азиатских стран и народов в различных плоскостях - этнографии, языкознания, культурологии, философии, истории. Вполне логично, что на последней по времени проведения конференции в 1995 году "евразийству" было посвящено несколько докладов. В них рассматривались как уже ставшие традиционными для историографии евразийства вопросы - о категориях евразийской концепции, истоках их взглядов, значении евразийской идеологии для современности, так и новые - о евразийской военной доктрине.
Если сами по себе академические исследования евразийства могут быть только приветствуемы, то некоторые политические выводы из них вызывают тревогу. Прежде всего это сближение евразийства с идеологией консервативной революции и новыми правыми, которые воспринимаются в России как фашисты. Близость неоевразийцев с новыми правыми отметил А. Панарин, а А. Дугин на страницах журнала "Элементы" поставил евразийцев 20-х - 30-х годов в один ряд с итальянскими фашистами, испанскими фалангистами и немецкими социал-националистами. Именно это стало причиной резкой критики идеологии евразийства В. Сендеровым в статье "Евразия: прошлое или будущее, реальность или миф?", помещенной в "Гранях". Для автора евразийство с момента своего зарождения было политизировано. Все работы евразийцев были направлены на обоснование идеологии. Стержнем их концепции стало антизападничество и идущий с ним рука об руку фундаментализм (православизм). Сендеров относит евразийство к прошлому и выступает не только против мифов, сотворенных евразийцами, но и мифов, создаваемых вокруг них сегодня.
Споры о евразийстве продолжаются.
I. СБОРНИКИ, ПЕРИОДИЧЕСКИЕ ИЗДАНИЯ, АНТОЛОГИИ
Исход к Востоку: Предчувствия и свершения. София: Рос.-Болг. кн. изд-во, 1921. 125 с. (Утверждение евразийцев. Кн. 1)
Исход к Востоку / Под. ред. О. С. Широкова. М.: Добросвет, 1997. 263с.
Ixodus to the East: Forebodings and events: An affirmation of the Eurasians. Ed. by Ilya Vinkovetsky and Charles Schlacks, Jr.; afterword by Nicholas V. Riasanovsky. Idyllwild, 1996. Пер. на англ. яз.
На путях. Берлин: Геликон, 1922. 356 с. (Утверждение евразийцев. Кн. 2)
Евразийский временник. Берлин: Евраз. кн. изд-во, 1923. 174 с. (Утверждение евразийцев. Кн. 3)
Евразийский временник. Берлин: Евраз. кн. изд-во, 1925. 445 с. (Утверждение евразийцев. Кн. 4)
Евразийский временник. Париж: Евраз. кн. изд-во, 1927. 308 с. (Утверждение евразийцев. Кн. 5)
Евразийский сборник. Прага: Евраз. кн. изд-во, 1929. 80 с. (Утверждение евразийцев. Кн. 6)
Тридцатые годы. Париж: Евраз. кн. изд-во, 1931. 317 с. (Утверждение евразийцев. Кн. 7)
Евразийская хроника. Париж; Берлин, 1925-1937. Вып. 1. Прага, 1925. 43 с.*; Вып. 2. Прага, 1925. 74 с.*; Вып. 3. Прага, 1926. 78 с.*; Вып. 4. Прага, 1926. 50 с.; Вып. 5. Париж, 1926. 85 с.; Вып. 6. Париж, 1926. 46 с.; Вып. 7. Париж, 1927. 64 с.; Вып. 8. Париж, 1927. 86 с.; Вып. 9. Париж, 1927. 102 с.; Вып. 10. Париж, 1928. 102 с.; Вып. 11. Берлин, 1935. 102 с.; Вып. 12. Берлин, 1937. 159 с.*
Евразийские тетради. Париж, 1934-1936. Вып. 1. 1934. 42 с.*; Вып. 2/3. 1934. 47 с.; Вып. 5. 1935. 60 с.*; Вып. 6. 1936. 38 с.
Евразия: Еженед. по вопросам культуры и политики. Париж, 1928-1929. № 1-35.
Евразиец. Брюссель, 1929-1934. № 1-25.*
Россия и латинство: Сб. ст. Берлин: Евраз. кн. изд-во, 1923. 219 с.
Комплектование Красной Армии. Берлин: Евраз. кн. изд-во, 1926. 78 с.
Евразия в свете языкознания: Сб. ст. Париж: Изд-во евразийцев, 1931. 11 с.
Евразийство и коммунизм. Б.м., б.г. 31 с.
Новая эпоха: Идеократия: Политика: Экономика: Обзоры / Под ред. В. А. Пейль. Нарва: Изд-во евразийцев, 1933. 48 с.
Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М.: ИВИ РАН, 1992. 180 с.
Пути Евразии: Русская интеллигенция и судьбы России. М.: Русская книга, 1992. 432 с.
Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн: Антология / Сост. Л. И. Новикова, И. Н. Сиземская. М.: Наука, 1993. 368 с.
Мир России - Евразия: Антология / Сост. Л. И. Новикова, И. Н. Сиземская. М.: Высш. шк., 1995. 399 с.
Русский узел евразицства: Восток в рус.
мысли: Сб. тр. евразийцев / РАН. Ин-т. мировой лит. им. А.М. Горького,
Рос. фонд культуры; Отв. ред. Н.И. Толстой. М.: Беловодье, 1997. 525 с.
II. ДЕКЛАРАЦИИ, ПРОГРАММНЫЕ ДОКУМЕНТЫ, РЕДАКЦИОННЫЕ СТАТЬИ
[Программные документы евразийцев 1923 г.] // Российский архив: История отечества в свидетельствах и документах XVIII-XX вв. М., 1994. Т. 5. С. 491-497. (К истории евразийства 1922-1924)
Евразийство: Опыт систематического изложения. Париж: Евраз. кн. изд-во, 1926. 80 с.
То же // Пути Евразии. М., 1992. С. 348-415.
То же // Вече: Альманах рус. философии и культуры. СПб., 1994. Вып. 1. С. 26-35. Фрагменты.
То же // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. М., 1994. Ч. 2. С. 159-167. Фрагменты.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 233-290.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 12-78.
Евразийство: Формулировка 1927 года. Прага, 1927. 15 с.
То же // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 9. С. 3-14.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М.,1993. С. 217-229.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 12-78.
[Редакционное примечание к статье В. П. Никитина "Иран, Туран и Россия"] // Евраз. временник. Париж, 1927. Кн. 5. С. 75-78.
То же // Вестн. МГУ. Сер. 9, Филология. 1990. № 6. С. 77-80.
По ту сторону коммунизма // Евразия. 1928. № 3. С. 1.
К преодолению марксизма // Там же. 1928. № 4. С. 1.
Государство и класс // Там же. 1928. № 5. С. 1.
Евразийство и эмиграция // Там же. 1928. № 6. С. 1.
Путь евразийства // Там же. 1929. № 8. С. 1.
Марксизм в русской революции // Там же. 1929. № 9. С. 1.
Огосударствление революции // Там же. 1929. № 10. С. 1.
От редакции // Там же. 1929. № 10. С. 1.
[Никитин В. П.] От председателя редакционной коллегии газеты "Евразия" // Там же. 1929. № 11. С. 8.
Два подхода // Там же. 1929. № 11. С. 1.
О коммунистической однопартийности // Там же. 1929. № 11. С. 1-2.
"Ленинизм" как оппозиция // Там же. 1929. № 12. С. 1-2.
Проблема идеократии // Там же. 1929. № 12. С. 1; № 13. С. 1; № 14. С. 1; № 15. С. 1; № 16. С. 1-2; № 17. С.1-2; № 18. С. 1-2; № 19. С. 1; № 20. С. 1-2; № 21. С. 1; № 22. С. 1
Борьба вокруг коммунизма // Там же. 1929. № 15. С. 2.
ВКП(б) и 16 Партконференция // Там же. 1929. № 23. С. 1-2.
Просчеты и действительность // Там же. 1929. № 25. С. 1-2.
Революция и интеллигенция // Там же. 1929. № 26. С. 3-4.
Евразийская индустриализация // Там же. 1929. № 26. С. 1; № 27. С. 1-2; № 28. С. 1.
О формах демократии // Там же. 1929. № 29. С. 1-2.
История и современность // Там же. 1929. № 30. С. 1-2.
К типологии новой культуры // Там же. 1929. № 31. С. 1-2; № 32. С. 1-2.
От необходимости к свободе // Там же. 1929. № 33. С. 1-2.
Россия и революция // Там же. 1929. № 34. С. 1-2.
К оценке современности // Там же. 1929. № 35. С. 1-2.
Евразийство и СССР // Там же. 1929. № 35. С. 3.
К вопросу о преобразовании советского государственного строя // Евраз. сб. Прага, 1929. Кн. 6. С. 78-80.
Алексеев Н. Н., Ильин В. Н., Савицкий П. Н. О газете "Евразия": Газета "Евразия" не есть евразийский орган. Париж, 1929. 30 с.
Евразийство: Декларация, формулировка, тезисы. Прага: Евраз. кн. изд-во, 1932. 30 с.
То же // Север. 1990. № 12. С. 151-153. Фрагменты
Протокол совещания наличных в Праге членов Президиума ЦК с представителями ЕА группы, 7-11 июля 1934 г. Прага, 1934. 36 с. На правах рукописи.*
Тезисы, выработанные на Пражском совещании представителей Евразийской организации 15-27 октября 1935 г. Париж, 1935. 11 с.*
Постановление "Совета пяти" об отношениях с "Трестом" (конец 1925 - начало 1926 гг.) // Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг.: Док. и материалы / Под. ред. проф. А. Ф. Киселева. М., 1997. С. 251-254.
Тезисы П. П. Сувчинского к Пражскому совещанию евразийцев 3 дек. 1927 г. // Там же. С. 272-273.
III. ПИСЬМА
Письмо Г. В. Флоровского - П. Б. Струве об евразийстве // Рус. мысль. 1922. № 1/2. С. 267-274.
То же // Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 124-131.
Письмо Г. В. Флоровского - редактору "Русской мысли" // Рус. мысль. 1923. № 1/2. С. 300-306.
То же // Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 166-171.
Письма П. П. Сувчинского - Н. С. Трубецкому (1922 - 1924) // Российский архив: История отечества в свидетельствах и документах XVIII - XX вв. М., 1994. Т. 5. С. 475-489. (К истории евразийства 1922-1924)
Из письма П. Н. Сувчинского - Н. С. Трубецкому. 25 февраля 1922 г. // Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг.: Док. и материалы / Под ред. проф. А. Ф. Киселева. М., 1999. С. 245.
Письмо Г. В. Флоровского - Н. С. Трубецкому, 17 октября 1923 г. // Вестн. РХД. 1993. № 168. С. 66.
Письмо П. П. Сувчинского - Н. С. Трубецкому, 27 февраля 1923 г. // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 26. В сокращении.
Письмо Н. С. Трубецкого - С. Н. Булгакову, март 1924 г. / Публ. и коммент. М. А. Колерова // Вопр. философии. 1994. № 10. С. 151-155 .
Письмо П. П. Сувчинского - Н. А. Бердяеву, 24 апреля 1924 г. // Российский архив: История отечества в свидетельствах и документах XVIII - XX вв. М., 1994. Т. 5. С. 489-491. (К истории евразийства 1922-1924)
То же / Публ. и коммент. М. А. Колерова // Вопр. философии. 1994. № 10. С. 156-158.
Письмо Н. А. Бердяева - П. П. Сувчинскому, 24 апреля 1924 г. / Публ. и коммент. М. А. Колерова // Вопр. философии. 1994. № 10. С. 155-156.
Из писем П. С. Арапова - П. Н. Савицкому, 28 июня, 31 июля 1924г. // Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг. С. 246-249.
Письмо П. П. Сувчинского - П. Н. Савицкому, 19 августа 1924 г. // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 26-27.
Письмо А. Требинского - Н. С. Трубецкому, 28 августа 1924 г. / Публ. Р. А. Урхановой // Философия в России XIX - начала XX в. Преемственность идей и поиски самобытности. М., 1991. С. 137-146.
Письмо А. В. Ставронского - С. Н. Булгакову, 4 сентября 1924 г. / Публ. и коммент. М. А. Колерова // Вопр. философии. 1994. № 10. С. 159 -160.
Письмо С. Н. Булгакова - А. В. Ставронскому, 1 октября 1924 г. // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. С. 41-43. В сокращении.
То же / Публ. и коммент. М. А. Колерова // Вопр. философии. 1994. № 10. С. 160-162.
Письмо С. Н. Булгакова - П. Н. Савицкому, 30 декабря 1924 г. / Публ. и коммент. М. А. Колерова // Вопр. философии. 1994. №10. С. 164-166.
Письмо П. Н. Савицкого - М. Н. Эндену, 1924 г. // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. С. 413-417.
Письмо П. Н. Савицкого - С. Н. Булгакову, 1925 г. / Публ. и коммент. М. А. Колерова // Вопр. философии. 1994. № 10. C. 163-164.
То же // Русский узел евразийства : Восток в рус. мысли. С.417-423.
Письмо П. Н. Савицкого - И. А. Ильину, 1925 г. / Публ. и коммент. М. А. Колерова // Вопр. философии. 1994. № 10. C.164.
Письмо П. Н. Савицкого в редакцию "Курьер-Порам", 1925 // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. С. 423-425.
Письмо Н. С. Трубецкого - П. П. Сувчинскому и П. Н. Савицкому, 9 сентября 1925 г. // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. С. 152-155.
Письмо П. Н. Савицкого - Н. Г. Беляеву, 1926 // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. С. 428-429.
Письмо П. Н. Савицкого - Эдуарду Оттовичу, 1926 // Там же. С. 425-427.
Письмо Н. С. Трубецкого - П.Н. Савицкому, 12 ноября 1926 г. // Политическая история русской эмиграци. 1920-1940 гг. С. 255-258.
Письмо П. Н. Савицкого - Н. С. Трубецкому, 1927 // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. С.430-431.
Из письма П. П. Сувчинского Н. С. Трубецкому и П. Н. Савицкому. 3 янв. 1927г.// Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг. С.258-260.
Письмо П. П. Сувчинского - Борису Пастернаку, 23 октября 1927 г. / Вступ. ст., примеч. и публ. В. М. Козового // Лит. обозрение. 1990. № 12. С. 99-103.
Письмо в редакцию "Пути". [П. П. Сувчинский и др.] // Путь. 1926. № 2. С. 134.
Письмо П. Н. Савицкого - Ф. И. Успенскому, 1 мая 1928 г. / Публ. и коммент. М. А. Робинсона // Славяноведение. 1992. № 4. С. 83-85.
Трубецкой Н. С. Письмо в редакцию газеты "Евразия" // Евразия. 1929. № 7. С. 8.
Письмо Н. С. Трубецкого - П. Н. Савицкому, 8-10 декабря 1930 г. / Публ. и коммент. О. А. Козниной // Cлавяноведение. 1995. № 4. С. 89-95.
Открытое письмо П. Н. Савицкого В. Н. Ильину // Евраз. хроника. Берлин, 1935. Вып. 9. С. 101-102.
Письма П. Н. Савицкого - Л. Н. Гумилеву (1956-1966) / Публ. и коммент. С. Б. Лаврова // Гумилев Л. Н. Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации. М., 1993. С. 201-234.
Из писем Н. С. Трубецкого к Р. О. Якобсону о проблемах евразийства (1921-1935) / Коммент. О. С. Широкова // Вестн. МГУ. Сер. 9, Филология. 1992. № 1. С. 59-66.
Еще о национал-большевизме: Письмо П. Н. Савицкого П. Б. Струве // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 272-276.
То же // Политическая история русской эмиграции 1920-1940 гг. С. 242-244.
The Letters of D. S. Mirsky to P. P. Suvchinskii, 1922-31 / Ed. by G. S. Smith. Birmingham, 1995. (Birmingham Slavonic Monographs No. 26) 238 ps.
Trubetzkoy's Letters and Notes [Письмаи заметкиТрубецкого]. Prepared for publ. by R. Jakobson with the assistance of H. Baran, O. Ronen and M. Taylor. The Hague: Mounton, 1975.
IV. ПЕРСОНАЛИЯ
Алексеев Н. Н.
Идея "Земного града" в христианском вероучении // Путь. 1926. № 5. С. 20-41.
То же // Путь. М., 1992. С. 553-569.
То же // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 21-47.
Христианство и идея монархии // Путь. 1927. № 6. С. 18-31.
То же // Путь. М., 1992. С. 659-670.
Русский народ и государство // Путь. 1927. № 8. С. 21-57.
То же // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 68-119.
Народное право и задачи нашей правовой политики // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 8. С. 36-42.
Записка о суде // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 9. С. 16-22.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 301-304.
Евразийцы и государство // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 9. С. 31-39.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 161-173.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 176-190.
То же // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М.,1998. С. 169-185.
На путях к будущей России: Советкий строй и его политические возможности. Берлин: Евраз. кн. изд-во, 1927. 78 с.
То же // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М.,1998. С. 282-371.
Советский федерализм // Евраз. временник. Париж, 1927. Кн. 5. С. 240-261.
То же // Обществ. науки и современность. 1992. № 1. С. 110-123.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 154-176.
Обязанность и право // Евраз. хроника. Париж, 1928. Вып. 10. С. 19-27.
То же // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 155-168.
Поездка в Латвию // Евраз. хроника. Париж, 1928. Вып. 10. С. 66-68.
Отправные точки нашей политики // Евразия. 1928. № 1. С. 3-4.
Собственность и социализм: Опыт обоснования социально-экономической программы евразийства. Париж: Евраз. кн. изд-во, 1928. 88 с.
То же // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 186-281.
Евразийство и марксизм // Евраз. сб. Прага, 1929. С. 7-15.
Русское западничество // Путь. 1929. № 15. С. 81-111.
Das russische Westlertum // Der russische Gedanke. 1929/1930. Bd. 1. S. 149-162. Пер. на нем. язык.*
Религия, право и нравственность. Париж: YMCA-Press, 1930. 105 c.
Современные задачи правоведения // Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 213-220.
К учению о "объективном праве": О нормативизме в праве // Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 221-254.
Теория государства: Теоретическое государствоведение, государственное устройство, государственный идеал. Париж: Изд-во евразийцев, 1931. 188 с.
Духовные предпосылки евразийской культуры // Евраз. хроника. Берлин, 1935. Вып. 11. С. 13-28.
То же // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 142-154.
Идет ли мир к идеократии?: [Ответы на анкету журнала "Евразийские тетради"] // Там же. С. 39-41.
Мировая революция и духовное назначение человека // Там же. С. 57-64.
Пути и судьбы марксизма: от Маркса и Энгельса к Ленину и Сталину. Берлин: Изд-во евразийцев, 1936. 102 с.
Куда идти?: К вопросу о новой советской конституции. Берлин, 1936. 43 с.*
О гарантийном государстве // Евраз. хроника. Берлин, 1937. Вып. 12. С. 17-33.
То же // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 372-385.
Тот, которого мы не знаем // Там же. С. 86-91.
О будущем государственном строе России // Новый град. 1938. № 13. С. 91-114.
О газете "Евразия" // Алексеев Н. Н., Ильин В. Н., Савицкий П. Н. О газете "Евразия": Газета "Евразия" не есть евразийский орган. Париж, 1929. С. 12-20.
Русский народ и государство: Сб./ Предисл. А. Дугина; Послесл. Д. Тараторина. М.: Аграф, 1998. 635 с. Библиогр. в конце работ.
Современное положение науки о государстве и ее ближайшие задачи. Теоретическое государствоведение. Государственное устройство. Государственный идеал // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М. , 1998. С. 386-624.
Христианство и монархия // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 48-67.
О внешней политике СССР. 1935г. // Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг. С. 296-297.
Основы философии права / Вступ. ст. Г.
Г. Бернадского, В. Г. Соболева. СПб.: Лань, 1999. 215 с. (Классики истории
и философии права).
Бицилли П. М.
Рец. на кн.: Исход к Востоку. Утверждение евразийцев. София. 1921 // Русская мысль.1922. Кн.1-2.
"Восток" и "Запад" в истории старого света // На путях. Берлин, 1922. С. 317-340.
То же // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 85-91.
То же // Метаморфозы Европы. М., 1993. С.67-73.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 24-35.
То же // Бицилли П. М. Избранные труды по филологии. М.: Наследие, 1994. С. 6-21.
Католичество и римская церковь // Россия
и латинство. Берлин, 1923. С. 40-79.
Бромберг Я. А.
О необходимом пересмотре еврейского вопроса // Евраз. сб. Прага, 1929. С. 43-48.
Еврейское восточничество в прошлом и будущем // Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 191-211.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 200-219
Запад, Россия и еврейство: Опыт пересмотра еврейского вопроса. Прага: Изд-во евразийцев, 1931. 196 с.
Идет ли мир к идеократии?: [Ответы на анкету журнала "Евразийские тетради"] // Евраз. хроника. Берлин, 1935. Вып. 11. С. 42-49.
Расизм и евреи // Евраз. тетради. Париж, 1936. Вып. 6. С. 1-17.
В. П. Фридолин // Евраз. хроника. Берлин,
1937. Вып. 12. С. 156-159.
Вернадский Г. В.
"Соединение церквей" в исторической действительности // Россия и латинство. Берлин, 1923. С. 80-120.
То же // Вопр. истории. 1994. № 7. С. 160-173. В сокращении.
Два подвига св. Александра Невского // Евраз. временник. Прага, 1925. Кн. 4. С. 318-337.
То же // Наш современник. 1992. № 3. С. 151-158.
То же // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 227-249.
Монгольское иго в русской истории // Евраз. временник. Париж, 1927. Кн. 5. С. 153-164.
То же // Наш современник. 1992. № 3. С. 158-164.
То же // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 250-264.
Начертание русской истории. Ч. 1. Прага: Евраз. кн. изд-во, 1927. 235 с. С прил. "Геополитических заметок по русской истории" П. Н. Савицкого.
То же // Родина. 1991. № 4. С. 54-55. Фрагменты.
То же // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 100-109. Фрагменты.
Заметки о Ленине: Учение Ленина об империализме и политика Коминтерна // Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 115-122.
Опыт истории Евразии с половины VI века до настоящего времени. Берлин: Изд-во евразийцев, 1934. 189 с.
Звенья русской культуры. Берлин: Изд-во евразийцев, 1938. Ч.1., вып.1: Древняя Русь: До половины XV века. 280 с.
О составе Великой Ясы Чингис - Хана //
Вернадский Г.В. Исследования и материалы по истории России и Востока. Bruxelles:
Petropolis, 1939. Вып. 1. С.
5-53.
Волгин М.
Закон живой идеи // Евраз. хроника. Прага, 1926. Вып. 3. С. 40-53.
Всеволод Иванов "Мы" // Евраз. хроника.
Париж, 1926. Вып. 5. С. 70-74.
Иванов Вс.
Мы. Культурно-исторические основы русской государственности. Харбин, 1926.
К проблеме дня // Евраз. хроника. Париж,
1928. Вып. 10. С. 31-38.
Ильин В. Н.
К проблеме литургики в православии и католицизме // Россия и латинство. Берлин, 1923. С. 117-219.
Столп злобы богопротивной // Евраз. временник. Берлин, 1925. Кн. 4. С. 155-223.
К взаимоотношению права и нравственности // Там же. С. 305-317.
О евразийском патриотизме // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 8. С. 11-15.
Десница и шуица коммунизма: По поводу одного письма из России // Там же. С. 43-44.
О небесной и земной соборности // Путь. 1927. № 6. С. 89-94.
То же // Путь. М., 1992. С. 716-720
Об "идейной близости" евразийцев к большевикам // Евраз. хроника. Париж, 1928. Вып. 10. С. 60.
М. Л. Матницкий // Там же. С. 85-86.
Материализм и материологизм // Евразия. 1928. № 2. С. 6-7.
Революция и техника // Евразия. 1928. № 4. С. 4.
Номогенез и мутация // Евразия. 1928. № 6. С. 6-7.
Свет во тьме // Евразия. 1929. № 7. С. 1-2.
Социальные цели и достоинства евразийства // Алексеев Н. Н., Ильин В. Н., Савицкий П. Н. О газете "Евразия": Газета "Евразия" не есть евразийский орган. Париж, 1929. С. 20-23.
О религиозном и философском мировоззрении Н. Ф. Федорова // Евраз. сб. Прага, 1929. С. 17-23.
Эйдократическое преображение науки // Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 123-128.
Под знаком диалектики: Прогресс техники, кризис марксизма и проблемы децентрализации материальной культуры // Там же. С. 135-145.
Евразийство // Ступени. СПб.,1992. №2
Карсавин Л. П.
О сомнении, науке и вере: Три беседы. Берлин: Обелиск, 1923.*
То же. Берлин: Евраз. кн. изд-во, 1925. 32 с.
Der russische Idee // Der Gral. 1925. Bd. 8. S. 351-360.
Русская идея / Вступ. ст., пер. с нем. и коммент. А. А. Ермичева // Рус. лит. 1993. № 1. С. 136-143.
Уроки отреченной веры // Евраз. временник. Берлин, 1925. Кн. 4. С. 82-154.
Религиозная сущность большевизма / Пер. с нем. В. Курапиной. Вст. ст. и примеч. А. А. Ермичева // Звезда. 1994. № 7. С. 169-174. Впервые всб.: Der Staat, das Recht und die Wirtschaft des Bolschewismus: Archiv der Rechts- und Wirtschaftsphilosophie. 1925. Bd. 18. H. 4.*
Ответ на статью Н. А. Бердяева об "Евразийцах" // Путь. 1926. № 2. С. 124-127.
То же // Путь . М., 1992. С. 239-241.
То же // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 38-39. Фрагменты.
То же // Евразия. 1995. № 1 (3). С. 35-37.
Младороссы // Евраз. хроника. Париж, 1926. Вып. 6. С. 13-17.
[Предисловие и примечание] // Хомяков А. С. О церкви. Берлин, 1926. С. 3-5; 88-89.
Церковь, личность и государство. Париж: Евраз. кн. изд-во, 1927. 30 с.
То же // Путь. 1928. № 9. С. 27-40.
То же // Карсавин Л. П. Сочинения. М., 1993. С. 423-442.
По поводу трудов Отмара Шпана // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 7. С. 53.
Армия и революция: По поводу книги Ю. Н. Данилова "Россия в мировой войне 1914-1915 гг." // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 9. С. 40-46.
Евразийская идея в материалистической оболочке: По поводу рукописи "Учение о жизни" // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 8. С. 65-86.
Основы политики // Евраз. временник. Париж, 1927. Кн. 5. С. 185-239.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 174-216.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 110-154
Без догмата // Версты. 1927. Вып. 2. С. 129-144.
То же // Карсавин Л. П. Сочинения. М., 1993. С. 443-458.
Феноменология революции // Евраз. временник. Париж, 1927. Кн. 5. С. 28-74.
То же // Вандалковская М. Г. Историческая наука российской эмиграции: "евразийский соблазн". М., 1997. С. 248-307.
То же // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 141-201.
Россия и евреи // Версты. 1928. Вып. 3. С. 65-86.
То же // Тайна Израиля: "Еврейский вопрос" в рус. религиозной мысли конца ХIХ - перв. половины ХХ в. СПб., 1993. С. 407-431.
То же // Карсавин Л. П. Малые сочинения. СПб., 1994. С. 447-469.
О смысле революции // Евразия. 1928. № 1. С. 1-3.
Оценка и задание // Евразия. 1928. № 3. С. 1-2.
То же // Отеч. философия: Опыт, проблемы, ориентиры исследования. М., 1992. Вып. 10. Неизвестное, забытое ... С. 109-114.
Три подхода // Евразия. 1928. № 5. С. 3.
Социализм и Россия // Евразия. 1928. № 6. С. 1-2; 1929. № 8. С. 1-2.
Исторические параллели // Евразия. 1929. № 7. С. 1-2.
Евразийство и проблема класса // Евразия. 1929. № 9. С. 1-2.
Евразийство и монизм // Евразия. 1929. № 10. С. 2-3.
К познанию революции // Евразия. 1929. № 11. С. 2-3.
Идеократия как система универсализма // Евразия. 1929. № 12. С. 2-3.
О политическом идеале // Евразия. 1929. № 13. С. 1-2.
Идеализм и реализм в евразийстве // Евразия. 1929. № 16. С. 1-2.
Еще о демократии, социализме и евразийстве // Евразия. 1929. № 19. С. 1-2.
Философия и ВКП: По поводу статьи А. В. Кожевникова // Евразия. 1929. № 20. С. 5-6.
То же // Вопр. философии. 1992. № 2. С. 75-77.
Политические заметки // Евразия. 1929. № 21. С. 1-2; № 22. С. 1-2; № 23. С. 1-2.
Старая и новая наука // Евразия. 1929. № 27. С. 5-6.
Erw? gungen ? ber die russische Revolution // Der russische Gedanke. 1929/1930. Bd. 1. S. 265 bis 268.*
Государство и кризис демократии / Пер. с лит. и коммент. Г. Й. Можейкиса и И. А. Савкина // Новый мир. 1991. № 1. С. 183-195.
Восток, Запад и русская идея // Русская идея. М.,1992. С. 313-323.
Европа и Россия: Наброски евразийской идеологии / Пер. с лит. и коммент. Г. Й. Можейкиса и И. А. Савкина // Логос: Санкт-Петербургские чтения по философии культуры. СПб, 1992. Кн. 2. С. 140-159. Впервые на рус. языке.
[Из протокола допроса Л. П. Карсавина 8 авг. 1949 г.] // Вопр. философии. 1992. № 2. С. 85-87.
От доктрины к идее / Публ. и примеч. А.
Т. Горяева // Отеч. философия: Опыт, проблемы, ориентиры исследования.
М., 1992. Вып. 10. Неизвестное, забытое... С. 114-118.
Карташев А. В.
Реформа, Реформация и исполнение Церкви / Предисл. П. Н. Савицкого // На путях. Берлин, 1922. С. 27-98.
Пути единения // Россия и латинство. Берлин,
1923. С. 141-151.
Кожевников А. В.
Философия и ВКП // Евразия. 1929. № 16. С. 21-25.
То же // Вопр. философии. 1992. № 2. С.
72-74.
Логовиков П. В.
Научные задачи евразийства // Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 53-63.
Власть организационной идеи // Там же.
С. 129-134.
Малевский-Малевич П. Н.
Достоевский и скифизм // Евраз. хроника. Париж, 1926. Вып. 5. С. 66-69.
Записка по военному вопросу // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 9. С. 15-16.
К международным проблемам (интервенция) // Евразия. 1928. № 3. С. 1-2; № 5. С. 1-2.
A New Party in Russia. London: G. Routtedge, 1928. 119 p.*
Пятилетка и Америка // Новая эпоха: Идеократия: Политика: Экономика. Нарва, 1933. С. 27-30.
САСШ // Евраз. тетради. Париж, 1934. Вып. 2/3. С. 35-36.
Письмо по внешнеполитическим вопросам //
Евраз. тетради. Париж, 1936. Вып. 6. С. 28-30.
Никитин В. П.
Персия в проблеме Среднего Востока // Евраз. хроника. Париж, 1926. Вып. 5. С. 1-15.
Библиография: Что читать об Азии // Там же. С. 56-65.
Переписка с "азиатом" Вс. Ивановым (автором "Мы") // Евраз. хроника. Париж, 1926. Вып. 6. С. 6-12.
То же // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 77-80.
Иран, Туран и Россия // Евраз. временник. Париж, 1927. Кн. 5. С. 79-120.
Что я возразил бы П. Н. Милюкову // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 7. С. 34-42.
По Азии // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 8. С. 16-25; Вып. 9. С. 55-60.
Ритмы Евразии // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 9. С. 46-48.
Поляк о евразийстве // Евраз. хроника. Париж, 1928. Вып. 10. С. 82-85.
А. С. Свенцицкий "Персия". А. Корецкий "Торговый Восток и СССР" // Там же. С. 86-88.
Мы и Восток // Евразия. 1928. № 1. С. 5-6; № 2. С. 3-4.
Китайский национализм // Евразия. 1928. № 4. С. 3-4; № 5. С. 5-6; № 7. С. 5-6.
Проблемы нефти // Евразия. 1929. № 9. С. 4-5; № 10. С. 4; № 11. С. 6; № 13. С. 5-6; № 18. С. 5-6.
Афганские события // Евразия. 1929. № 12. С. 6.
Йемен // Евразия. 1929. № 14. С. 6-7; № 15. С. 5.
Настоящая Россия // Евразия. 1929. № 16. С. 3.
Наш континентализм // Евразия. 1929. № 17. С. 3-4.
Россия и Персия: Очерки 1914-1918 гг. // Евразия. 1929. № 20. С. 3; № 22. С. 5; № 23. С. 6-7; № 24. С. 6; № 28. С. 7-8.
Персидское возрождение // Евразия. 1929. № 30. С. 5-6; № 33. С. 6; № 35. С. 6-7.
Манчжурская провокация // Евразия. 1929.
№ 32. С. 5-6.
Полковников Г. Н.
Диалектика истории. Париж, 1931. 169 с.*
Пушкарев С. Г.
О парламентаризме // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 8. С. 45-49.
Россия и Европа в их историческом прошлом // Евраз. временник. Париж, 1927. Кн. 5. С. 121-152.
То же // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов.
М., 1992. С. 70-73. Фрагменты.
Савицкий П. Н.
Европа и Евразия (по поводу брошюры кн. Н.С. Трубецкого "Европа и человечество") // Рус. мысль. 1921. Кн. 1/2. С. 119-138.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 141-160..
Поворот к Востоку // Исход к Востоку. София, 1921. С. 1-3.
То же // Элементы. 1993. № 3. С. 50.
То же // Исход к Востоку. М., 1997. С. 53-57.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 136-137.
A Turn to the East // Ixodus to the East. Idyllwild, 1996. P. 5-7. Пер. на англ. яз.
Миграция культуры // Исход к Востоку. София, 1921. С. 40-51.
То же // Исход к Востоку . М., 1997. С. 120-139.
The Migration of Culture // Exodus to the East. Idyllwild, 1996. P. 41-51. Пер. на англ. яз.
Континент-Океан (Россия и мировой рынок) // Исход к Востоку. София, 1921. С. 104-125.
То же // Россия - особый географический мир. Прага: Евраз. кн. изд-во, 1927.*
То же // Исход к Востоку. М., 1997. С. 227-263.
Continent-Ocean (Russia and the World Market) // Exodus to the East. Idyllwild, 1996. P. 95-113. Пер. на англ. яз.
Два мира // На путях. Берлин, 1922. С. 9-26.
То же // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 66-69. Фрагменты.
То же // Метаморфозы Европы. М., 1993. С. 58-66.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 114-122.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 113-122.
Степь и оседлость // На путях. Берлин, 1922. С. 341-356.
То же // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 74-76. Фрагменты.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 123-130. Фрагменты
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 58-66. В сокращении.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 332-241.
Россия и латинство // Россия и латинство. Берлин, 1923. С. 9-15.
Подданство идеи // Евраз. временник. Берлин, 1923. Кн. 3. С. 9-17.
То же // Наш современник. 1992. № 12. С. 135-137.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 67-72.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 127-133.
Производительные силы России // Евраз. временник. Берлин, 1923. Кн. 3. С. 125-148.
Евразийство (дек. 1923г.) // Евразия: Истор. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 164-172.
Евразийство // Евраз. временник. Берлин, 1925. Кн. 4. С. 5-23.
То же // Философ. науки. 1991. № 12. С. 109-122.
То же // Наш современник. 1992. № 2. С. 145-152.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 100-113.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 83-97.
То же // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М.,1997.С. 76-94.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 81-97.
Хозяин и хозяйство // Евраз. временник. Берлин, 1925. Кн. 4. С. 406-445.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 131-160.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 217-253.
К вопросу об экономической доктрине евразийства // Евраз. хроника. Париж, 1926. Вып. 6. С. 31-38.
О евразийской литературе // Славянская книга. 1926, май-июнь. С. 202-206.*
В. Алехин. Наши пойменные луга // Евразийская хроника. Вып. 9. Париж, 1927. С. 80-81.
Географический обзор России-Евразии // Россия - особый географический мир. Прага: Евраз. кн. изд-во, 1927.*
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 280-294.
Географические особенности России. Прага: Евраз. кн. изд-во, 1927. Ч. 1: Растительность и почва. 180 с., с табл.
Геополитические заметки по русской истории // Вернадский Г. В. Начертание русской истории. Прага, 1927. Ч. 1. С. 234-260.
То же // Вопр. истории. 1993. № 11/12. С. 120-139. В сокращении.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 303-331.
К вопросу о государственном и частном начале в промышленности: Россия XVIII - XX вв. // Евраз. временник. Париж, 1927. Кн. 5. С. 285-308.
Памяти Я. Д. Садовского // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 7. С. 58.
О внепартийности // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 8. С. 10.
О задачах кочевниковедения: Почему скифы и гунны должны быть интересны для русского? // Толль Н. П. Скифы и гунны: Из истории кочевого мира. Прага: Евраз. кн. изд-во, 1928. С. 83-106.*
То же. Прага: Евраз. кн. изд-во, 1928. 26 с.*
К познанию русских степей // Версты. 1928. Вып. 3. С. 215-241.
К проблеме индустриализации // Евраз. хроника. Париж, 1928. Вып. 10. С. 61-63.
По Доуралью и Сибири // Евраз. хроника. Париж, 1928. Вып. 10. С. 88-97.
О русских курортах // Евразия. 1928. № 2. С. 2-3; № 3. С. 3.
Задание евразийства // Евраз. сб. Прага, 1929. С. 4-5.
Газета "Евразия" не есть евразийский орган // Алексеев Н. Н., Ильин В. Н., Савицкий П. Н. О газете "Евразия": Газета "Евразия не есть евразийский орган. Париж, 1929. С. 3-12.
Из статьи П. Н. Савицкого "Газета "Евразия" не есть евразийский орган" 5-18 янв. 1929г. // Политическая история русской эмиграции 1920-1940 гг. С.273-280.
В борьбе за евразийство. Прага, 1931. 54 с.*
То же // Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 1-52.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 161-216.
Главы из "Очерка географии России" // Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 87-104.
Lubenskij S. [псевд. П.Н. Савицкого] L'Eurasisme // Le Monde slave. 1931. Vol. 8. N. I. P. 69-91.
Vostokov P. [псевд. П.Н. Савицкого] L'U.R.S.S. en 1930 // Le Monde slave. 1931. Vol. 8. N. VII. P. 131-149.
Une page de l'histoire de la conscience nationale russe (A la m? moire de V. V. Bartol'd.) // Le Monde slave. 1931. Vol. 8. N. VIII. P. 273-288.
Vostokov P. Le plan quinquennale de l'U.R.S.S. // Le Monde slave. 1931. Vol. 8. N. IX. P. 385-404.
Из прошлого русской географии: Периодизация истории русских открытий // Научные труды Русского университета. Прага, 1931. Т. IV. С. 272-296.*
Оповещение об открытии (Евразия в лингвистических признаках) // Евразия в свете языкознания: Сб. ст. Прага, 1931. С. 5-8.
Savickij P. L'Eurasie r? v? l? e par la linguistique // Le Monde slave. 1931. Vol. 8. N. 3. P. 364-370. Пер. на фр. язык.
Месторазвитие русской промышленности. Берлин: Евраз. кн. изд-во, 1932. Вып.1: Вопросы индустриализации. 163 с.
Пятилетний план и хозяйственное развитие страны // Новый град. Париж, 1932. № 5.
? estina sve ta. Rusko jako zeme pisn? a historick? celek. Praha, 1933.*
La conception eurasiste de l'histoire // VIIe Congres International des Sciences historiques. R? sum? s des communications pr? sent? es au Congres. Varsovie, 1933. Vol. 2. P. 210-214.*
На международном съезде историков в Варшаве. 1933 г. (из резюме докл.) // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 40. В сокращении.
Очередные вопросы экономики Евразии // Новая эпоха: Идеократия: Политика: Экономика. Нарва, 1933. С. 10-14.
Идет ли мир к идеократии и плановому хозяйству: Ответ на анкету // Евраз. тетради. Париж, 1934. Вып. 2/3. С. 1-29.
Ist eine westlerische Auffassung der russischen Geschichte noch m? glich? // Slavische Rundschau. 1933. Bd. 5. S. 337-342.*
Географические и геополитические основы евразийства // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 110-118. Пер. с нем. яз. (1934 г.) Впервые на рус. яз.
То же // Элементы. 1993. № 3. С. 51-54.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 295-303.
К преодолению провинциализма // Евраз. хроника. Берлин, 1935. Вып. 11. С. 5-12.
О денежном обращении // Евразийские тетради. Вып. 5. Париж.1935. С. 8-13. Совместно с А. Лепаусисом.
"Подъем" и "депрессия" в древнерусской истории // Евраз. хроника. Берлин, 1935. Вып. 11. С. 65-100.
Разрушающие свою родину: (Снос памятников искусства и распродажа музеев СССР). Берлин: Изд-во евразийцев, 1936. 42 с.*
Гибель и воссоздание неоценимых сокровищ: Разрушение русского зодческого наследия и необходимость его восстановления. Прага: Изд-во евразийцев, 1937. 40 с.*
Ритмы монгольского века // Евраз. хроника. Берлин, 1937. Вып. 12. С. 104-155
За творческое понимание культуры русского мира. Прага, 1938-1939. 27 с.
Единство мироздания // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 173-175. Публ. впервые.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С.134-135.
Сила традиции и сила творчества // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 58. Публ. впервые.
То же // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 138-139..
Идеи и пути евразийской литературы // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 369-388.
Проблемы русской истории // Там же. С. 389-402.
Русские среди народов Евразии: Методологическое введение в проблему // Там же. С. 403-405.
Основы геополитики России // Там же. С. 406-411.
Савицкий П. Н. Континент Евразия / Сост. А. Г. Дугин. М.: Аграф, 1997. 461 с.
Евразийство как исторический замысел // Там же. С. 98-112.
Евразийская концепция русской истории // Там же. С. 123-126.
В порядке обсуждения: (к вопросу об экономической
доктрине евразийства) // Там же. С. 254-272.
Садовский Я. Д.
Оппонентам евразийства: (письмо в редакцию) // Евраз. временник. Берлин, 1923. Кн. 3. С. 149-174.
Из дневника "Евразийца" // Евраз. временник.
Берлин, 1925. Кн. 4. С. 378-405.
Святополк-Мирский Д. П.
О московской литературе и протопопе Аввакуме: Два отрывка // Евраз. временник. Берлин, 1925. Кн. 4. С. 338-350.
То же // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 331-342.
Чем объяснить наше прошлое и чего ждать от нашего будущего? Париж, 1926. 86 с.*
Поэты и Россия // Версты. 1926. Вып. 1. С. 143-146.
То же // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 343-347.
Веяния смерти в предреволюционной литературе // Версты. 1927. Вып. 2. С. 247-254.
То же // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 358-365.
О Толстом // Евразия. 1928. №1.
Избрание Хувера // Евразия .1928. №2.
Американа // Евразия. 1928. № 3. C. 4.
Заметки о пролетарской литературе // Евразия. 1928. №5.
М. Светлов. Ночные встречи // Там же.
Тютчев Ф.: К 125-летию со дня рождения // Евразия. 1928. № 6. С. 5-6.
Годовщины: Некрасов. Зинаида Гиппиус. В. Хлебников. Джойс // Версты. 1928. Вып. 3. С. 140-149.
"1905 год" Бориса Пастернака // То же. С. 150-154.
Заметки об эмигрантской литературе // Евразия.1929. № 7.
То же // Русский узел евразийства : Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 354-357.
Пролетариат и идея класса // Евразия. 1929. № 9. С. 2-3.
Хлебников // Евразия. 1929. № 10.
"Наш марксизм" // Евразия. 1929. № 11. С. 3.
Три тезиса об идеократии // Евразия. 1929. № 12. С. 2-3.
Роман Тынянова о Грибоедове // Евразия . 1929 . №13.
К вопросу об отличии России от Европы // Евразия. 1929. № 14. С. 1-2.
Литература о кино // Евразия. 1929. № 15.
Николай Тихонов // Евразия. 1929. № 17.
Социальная природа русской власти // Евразия. 1929. № 18. С. 1-3; № 19. С. 3.
Фильм В. Пудовкина "Потомок Чингис-хана" // Евразия. 1929. № 22. С. 8.
Национальности СССР // Евразия. 1929. № 22. C.3; № 23. С. 3-4; № 24. С. 5-6; № 25. С. 1-2; № 26. С. 1-2; № 27. С. 1-3; № 28. С. 1-2; № 29. С. 1-2; № 30. С. 1-2; № 31.С. 1-2; № 32. С. 1-3; № 33. С. 1-3; № 34. С.1-3; № 35. С. 1-2.
Литература о Толстом// Там же. С. 348-353.
Малаков и Вишняк // Евразия. 1929. № 22, 23,25-35.
Нико Пироманишвили // Евразия . 1929. № 23.
Чехов ( 1904-1929) // Евразия . 1929. № 31.
"Современные записки". Кн. 39 // Евразия. 1929. № 33.
Проза поэтов // Евразия. 1929. № 34.
Сеземан В. Э.
Сократ и проблема самопознания // Евраз. временник. Берлин, 1925. Кн. 4. С. 224-267.
Искусство и культура // Версты. Париж, 1927. Вып. 2. С. 185-204.
Гейгер. Подходы к эстетике // Евразия. 1928. № 6. С. 3-4.
А. Ф. Лосев: Диалектика художественной формы // Евразия. 1928. № 6. С. 5.
Макс Шеллер // Евразия. 1928. № 2. C. 7-8.
Основы славянофильства / Публ. И. А. Савкина
// Начала. 1992. № 4. С. 64-72. Публ. впервые.
Степанов И.
Белые, красные и евразийство. Брюссель:
Евраз. кн. изд-во, 1927. 63 с.*
Сувчинский П. П.
Сила слабых // Исход к Востоку. София, 1921. С. 4-8.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 55-58.
То же // Исход к Востоку. М., 1997. С. 58-65.
The Strength of the Weak // Exodus to the East. Idyllwild, 1996. P. 8-11. Пер. на англ. яз.
Эпоха веры // Исход к Востоку. София, 1921. С. 14-27.
То же // Исход к Востоку. М., 1997. С. 74-98.
The Age of Faith // Exodus to the East. Idyllwild, 1996. P. 17-29. Пер. на англ. яз.
Вечный устой // На путях. Берлин, 1922. С. 99-133.
"Знамение былого": О Лескове // На путях. Берлин, 1922. С. 134-146.
То же // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 300-308.
То же. // Моск. журн. 1999. № 5 . С. 43-48.
То же // Петр Сувчинский и его время. М.: Изд. объед-е "Композитор", 1999. С. 156-161.
Типы творчества: Памяти А. Блока // На путях. Берлин, 1922. С. 147-176.
То же // Вестн. МГУ. Сер. 9, Филология. 1991. № 3. С. 53-68.
То же // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 309-328.
То же // Петр Сувчинский и его время. М.: Изд. объед-е "Композитор", 1999. С. 130-144.
К преодолению революции // Евраз. временник. Берлин, 1923. Кн. 3. С. 30-51.
То же // Наш современник. 1992. № 2. С. 153-160.
То же // Европейский альманах. М., 1993. С. 50-60.
То же // Вандалковская М. Г. Историческая наука российской эмиграции: "евразийский соблазн". М., 1997. С. 308-325.
То же // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 205-223.
Страсти и опасность // Россия и латинство. Берлин, 1923. С. 16-39.
Инобытие русской религиозности // Евраз. временник. Берлин, 1923. Кн. 3. С. 81-106.
То же // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1994. №3. С.83-88; №4. С. 29-38.
Идеи и методы // Евраз. временник. Берлин, 1925. Кн. 4. С. 24-65.
Два ренессанса (90-е - 900-е и 920-е годы) // Версты. 1926. Вып. 1. С. 136-142.
То же // Петр Сувчинский и его время. М.: Изд. объед-е "Композитор", 1999. С. 214-219.
По поводу Апокалипсиса нашего времени В. Розанова // Версты. 1927. Вып. 2. С. 289-293.
То же // Петр Сувчинский и его время. М.: Изд. объед-е "Композитор", 1999. С. 152-155.
К познанию современности // Евраз. временник. Берлин, 1927. Вып. 5. С. 7-27.
То же // Петр Сувчинский и его время. М.: Изд. объед-е "Композитор", 1999. С. 220-235.
О ликвидации и наследии социализма // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 7. С. 13-15.
Монархия или сильная власть // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 9. С. 22-24.
К типологии правящего слоя новой России // Евраз. хроника. Париж, 1928. Вып. 10. С. 8-14.
Новый "Запад" // Евразия. 1928. № 2. С. 1-2.
О революционном монизме // Евразия. 1928. № 5. С. 8.
Письма в Россию // Версты. Париж, 1928. Вып. 3. С. 127-134.
Революция и власть // Евразия. 1929. № 8. С. 2-3.
Третье начало // Евразия. 1929. № 9. С. 1-2.
Pax Eurasiana // Евразия. 1929. № 10. С. 2.
О современном евразийстве // Евразия. 1929. № 11. С. 1-2.
Тезисы П.П. Сувчинского к Пражскому совещанию
евразийцев 3 дек. 1927г.// Политическая история русской эмиграции. 1920-1940
гг. С. 272-273.
Толль Н. П.
Скифы и гунны: Из истории кочевого мира.
Прага: Евраз. кн. изд-во, 1928.*
Трубецкой Н. С.
Европа и человечество. София: Рос.-Болг. кн. изд-во, 1920. 88 с.
То же // Вече. 1987/1988. № 27. С. 89-113; № 28. С. 127-149; № 29. С. 99-111.
То же / Коммент. О. С. Широков // Вестн. МГУ. Сер. 9, Филология. 1992. № 1. С. 66-88; № 2. С. 71-90.
То же // Россия и Европа: Опыт соборного анализа. М.: Наследие, 1992. С. 234-243. Фрагменты.
То же // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 51-54. Фрагменты.
То же // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. М., 1994. С. 125-130. Фрагменты.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 55-104.
То же // Альма матер. 1996. №1. С. 3-14.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 25-90.
Europa und die Menschheit. Aus dem Russ. bersetzt von R. O. Jacobsohn und F. Schl? zer. Mit einem Vorwort von Otto Hoetzsch. M?nchen, 1922. 107 s.* Пер. на нем. язык.
L'Europa e l'umanita. La prima critica all'eurocentrismo. Torino: Einaudi, 1982.* Пер. на ит. язык.
Europe and Mankind // The Legacy of Genghis Khan and Other Essays on Russia's Identity. Ed., and with a postscript, by A. Liberman. Ann Arbor: Michigan Slavic Publication, 1991. P. 1-64. Пер. на англ. язык.
Об истинном и ложном национализме // Исход к Востоку. София, 1921. С. 71-85.
То же // Исход к Востоку. М., 1997. С. 172- 196.
То же // К проблеме русского самопознания. Париж, 1927. С. 10-20.
То же // Север. 1990. № 12. С. 144-151.
То же // Вестн. МГУ. Сер. 9, Филология. 1991. № 1. С. 77-87.
То же // Лит. учеба. 1991. № 6. С. 144-150.
То же // Пути Евразии. М., 1992. С. 316-330.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 36-47.
То же // Вопр. экономики. 1994. № 2. С. 108-114. В сокращении.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 43-54.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 114-125.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 102-117.
On True and False Nationalism // The Legacy of Genghis Khan... P. 65-80. Пер. на англ. язык.
Idem // Exodus to the East. Idyllwild, 1996. P. 69-79. Пер. на англ. яз.
Верхи и низы русской культуры: Этническая основа русской культуры // Исход к Востоку. София, 1921. С. 86-103.
То же // К проблеме русского самопознания. Париж, 1927. С. 21-33.
То же // Вестн. МГУ. Сер. 9, Филология. 1991. № 1. С. 87-98.
То же // Пути Евразии. М., 1992. С. 330-345.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 126-140.
То же // Исход к Востоку. М.,1997. С. 197-226.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 118-135.
The Upper and Lower Stories of Russian Culture // The Legacy of Genghis Khan... P. 81-100. Пер. на англ. язык.
Idem // Exodus to the East. Idyllwild, 1996. P. 80-94. Пер. на англ. яз.
[Предисловие] // Уэльс Г. Россия во мгле. София, 1921. С. 3-18.*
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 458-468.
Религии Индии и христианство // На путях. Берлин, 1922. С. 177-229.
То же // Вестн. МГУ. Сер. 9, Филология. 1991. № 2. С. 23-45.
То же // Лит. учеба. 1991. № 6. С. 131-144.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 267-294.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 293-327.
"Русская проблема" // На путях. Берлин. 1922. С. 294-316.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 48-58.
То же // Вопр. экономики. 1994. № 2. С. 114-116. Фрагменты.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 295-306.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 328-342.
The Russian Problem // The Legacy of Genghis Khan... P. 101-116. Пер. на англ. язык.
Соблазны единения // Россия и латинство. Берлин, 1923. С. 121-140.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 307-318.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 343-357.
The Temptation of Religious Union // The Legacy of Genghis Khan... P. 117-136. Пер. на англ. язык.
У дверей: Реакция? Революция? // Евраз. временник. Берлин, 1923. Кн. 3. С. 18-29.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 319-326.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 358-366.
At the Door. Reaction? Revolution? // The Legacy of Genghis Khan... P. 137-146. Пер. на англ. язык.
Вавилонская башня и смешение языков // Евраз. временник. Берлин, 1923. Кн. 3. С. 107-124.
То же // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1990. Т. 49, № 2. С. 152-160.
То же // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 138-151.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 73-83.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С.327-338.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 367-381.
The Tower of Babel and the Confusion of Tongues // The Legacy of Genghis Khan... P. 147-160. Пер. на англ. язык.
Мы и другие // Евраз. временник. Берлин, 1925. Кн. 4. С. 66-81.
То же // Наш современник. 1992. № 2. С. 160-167; № 3. С. 164-173.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 77-89.
То же // Мир России - Евразия. М.,1995. С. 97-110.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С.349-361.
То же // Русский узел евразийства : Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 98-114.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 393-411.
О туранском элементе в русской культуре // Евраз. временник. Берлин, 1925. Кн. 4. С. 351-377.
То же // К проблеме русского самопознания. Париж, 1927. С. 34-53.
То же // Вестн. МГУ. Сер. 9, Филология. 1990. № 6. С. 60-77.
То же // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М, 1992. С. 81-84. Фрагменты.
То же // Этногр. обозрение. 1992. № 1. С. 92-106.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М, 1993. С. 59-76.
То же // Вопр. экономики. 1994. № 2. С. 116-121. В сокращении.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 141-161.
136-162.
И.Р. [Н(И)колай Т(Р)убецкой] Наследие Чингисхана: Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока. Берлин, 1925. 60 с.
То же // Вестн. МГУ. Сер. 9, Филология. 1991. № 4. С. 33-78.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 211-266.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 223-292.
The Legacy of Genghis Khan // Cross Currents. 1990. 9. P. 17-68.* Пер. на англ. язык.
Idem // The Legacy of Genghis Khan... P. 161-232.
Наш ответ. Париж, 1925. 11с.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 339-348.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 382-394.
"Хожение Афанасия Никитина" как литературный памятник // Версты. 1926. Вып.1. С. 164-186.
То же // Семиотика. М., 1983. С. 437-461.
То же // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли . М., 1997. С. 267-299.
К украинской проблеме // Евраз. временник. Париж, 1927. Кн. 5. С. 165-184.
То же // Вестн. МГУ. Сер. 9, Филология. 1990. № 4. С. 64-79.
То же // Наш современник. 1992. № 3. С. 164-173.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 105-113.
То же // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 115- 137.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 412-434.
The Ukranian Problem // The Legacy of Genghis Khan... P. 245-268. Пер. на англ. язык.
О государственном строе и форме правления // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 8. С. 3-9.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 406-416.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 480-492.
О метрике частушки // Версты. 1927. Вып. 2. С. 205-223.
То же // Избранные труды по филологии. М., 1987. С. 371-390.
Общеевразийский национализм // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 9. С. 24-31.
То же // Свободная мысль. 1992. № 7. С. 111-116.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 90-99.
То же // Вопр. экономики. 1994. № 2. С. 122-125.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 417-427.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 493-505.
Pan-Eurasian Nationalism // The Legacy of Genghis Khan... P. 233-244. Пер. на англ. язык.
Общеславянский элемент в русской культуре // К проблеме русского самопознания. Париж, 1927. С. 54-94.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 162-210.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 163-219.
The Common Slavic Element in Russian Culture. Ed. by L. Stilman. New York: Columbia University, 1950.* Пер. на англ. язык.
Идеократия и пролетариат // Евразия. 1928. № 1. С. 10-15; № 2. С. 8-13.
Идеократия и армия // Евраз. хроника. Париж, 1928. Вып. 10. С. 3-8.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 428-435.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 506-515.
Ответ Д. И. Дорошенку // Евраз. хроника. Париж, 1928. Вып. 10. С. 51-59.
То же // Вестн. МГУ. Сер. 9, Филология. 1990. № 5. С. 67-77.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 456-471.
Мысли об автаркии // Новая эпоха: Идеократия: Политика: Экономика. Нарва, 1933. С. 25-26.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 436-437.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 516-517.
Идет ли мир к идеократии и плановому хозяйству? // Евраз.тетради. Париж, 1934. Вып. 2/3. С. 1-29.*
Об идее-правительнице идеократического государства // Евраз. хроника. Берлин, 1935. Вып. 11. С. 29-37.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 438-443.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 518-525.
То же // Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг. С. 291- 296.
On the Idea Governing the Ideocratic State // The Legacy of Genghis Khan... P. 269-276. Пер. на англ. язык.
О расизме // Евраз. тетради. Париж, 1935. Вып. 5. С. 43-54.*
То же // Лит. учеба. 1991. № 6. С. 150-154.
То же // Нева. 1994. № 7. С. 257-263.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 449-457.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 532-542.
On Racism // The Legacy of Genghis Khan... P. 277-288. Пер. на англ. язык.
Упадок творчества // Евраз. хроника. Берлин, 1937. Вып. 12. С. 10-16.
То же // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 444-448.
То же // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 526-531.
The Decline in Creativity // The Legacy of Genghis Khan... P. 289-294. Пер. на англ. язык.
История. Культура. Язык / Вступ. ст. Н. И. Толстого, Л. Н. Гумилева. М.: Прогресс: Универс,1995. 800 с. (Филологи мира).
Autobiographische Notizen von N. S. Trubetzkoy, mitgeteilt von R. Jacobson
// Trubetzkoy N. S. Grundz? ge der Phonologie.
4. Auflage. G? ttingen: Vandenhoeck und Ruprecht,
1967. S. 273-278.
Флоровский Г. В.
Вечное и преходящее в учении русских славянофилов // Юбилейная книга в честь на Стефан Бобчев. София, 1921. С. 59-77.*
То же // Начала. 1991. № 3. С. 30-50.
То же // Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 31-51.
Разрывы и связи // Исход к Востоку: Предчувствия и свершения. София, 1921. С. 9-13.
То же // Исход к Востоку. М.,1997. С. 66-73.
То же // Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 52-56.
The Slyness of Reason // Philosophy: Philosophical Problems and Movements. The Collected Works of Georges Florovsky. Vaduz, Lichtenstein, 1989. P. 13-22. Пер. на англ. яз.
The Cunning of Reason // Exodus to the East. Idyllwild, 1996. P. 30-40. Пер. на англ. яз.
Хитрость разума // Исход к Востоку. София, 1921. С. 28-39.
То же // Исход к Востоку .М., 1997. С. 99-119.
То же // Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 57-67.
The Cunning of Reason // Exodus to the East. Idyllwild, 1996. P. 30-40. Пер. на англ. яз.
О народах неисторических: Страна отцов и страна детей // Исход к Востоку. София, 1921. С. 52-70.
То же // Мир России - Евразия: Антология. М., 1995. С. 27-42.
То же // Исход к Востоку. М.. 1997. С. 140-171.
То же // Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 87-103.
About Non-Historical Peoples (The Land of the Fathers and the Land of the Children) // Exodus to the East. Idyllwild, 1996. P. 52-68. Пер. на англ. яз.
О патриотизме праведном и греховном // На путях. Берлин, 1922. С. 230-293.
То же // Параллели (Россия-Восток-Запад): Альманах философской компаративистики. М., 1991. Вып. 2. С. 146-183.
То же // Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 132-165.
Два завета // Россия и латинство. Берлин,
1923. С. 152-176.
Франк С. Л.
Религия и наука. Берлин: Евраз. кн. изд-во, 1925. 23 с.
То же // Путь. 1926. № 4. С. 145-147.
Основы марксизма. Берлин: Евраз. кн. изд-во, 1926. 50 с.
Собственность и социализм // Евраз. временник.
Париж, 1927. Кн. 5. С. 262-284.
Хара-Даван Э. Д.
Евразийство с точки зрения монгола // Евраз. хроника. Париж, 1928. Вып. 10. С. 27-30.
Чингис-хан как полководец и его наследие: Культурно-исторический очерк Монгольской империи ХII-ХIV веков. Белград, 1929. 232 с.*
То же. Элиста: Калмыцкое книж. изд-во, 1991. 222 с.*
О кочевом быте / Предисл. П. Н. Савицкого
// Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 83-86.
Чухнин В.
Время, культура и тело: К познанию культурных
задач современности // Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 147-189.
Чхеидзе К. А.
Лига наций и государства-материки // Евраз. хроника. Париж, 1927. Вып. 8. С. 32-35.
Теория двух состояний А. П. Щапова // Евразия. 1928. № 4. С. 3-5.
Евразийство и ВКП(б) // Евраз. сб. Прага, 1929. С. 38-40.
Из области русской геополитики // Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 105-114.
К проблемам идеократии // Новая эпоха: Идеократия: Политика: Экономика. Нарва, 1933. С. 15-22.
Идет ли мир к идеократии и плановому хозяйству: Ответ на анкету // Евраз. тетради. Париж, 1934. Вып. 2/3. С. 1-29.
Идеократическое содержание хозяйства // Евраз. хроника. Берлин, 1935. Вып. 11. С. 51-56.
О национальном вопросе // Евраз. тетради.
Париж, 1936. Вып. 6. С. 18-24.
Шахматов М. В.
Подвиг власти: Опыт по истории государственных идеалов в России // Евраз. временник. Берлин, 1923. Кн. 3. С. 55-80.
То же // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 124-129. Фрагменты.
Государство правды: Опыт по истории государственных
идеалов в России // Евраз. временник. Берлин, 1925. Кн. 4. С. 268-304.
Штейнберг А. З.
Достоевский и еврейство // Версты. 1928. Вып. 3. С. 94-109.
Ответ Л.П.Карсавину // Версты. 1928. Вып. 3. С. 87-94.
То же // Тайна Израиля: "Еврейский вопрос"
в рус. религ. мысли конца XIX - первой половины ХХ вв. СПб., 1993. С. 460-467.
Якобсон Р. О.
К характеристике Евразийского языкового союза. Париж: Изд-во евразийцев, 1931. 59 с.
О фонологических языковых союзах // Евразия в свете языкознания. Прага, 1931. С. 9-11.
Jakobson R. O. Les unions phonologiques de langues // Le Monde slave. 1931. Vol. 8. N. 3. P. 371-378.
V. ЛИТЕРАТУРА О ЕВРАЗИЙСТВЕ
Бердяев Н. А. Евразийцы // Путь. 1925. № 1. С. 134-139.
То же // Путь. М., 1992. С. 101-106.
То же // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 28-36. В сокращении.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 292-300.
То же // Евразия. 1995. № 1 (3). С. 29-34.
Бердяев Н. Утопический этатизм евразийцев // Путь. 1927. № 8. С. 141-144.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 301-306.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 328-335.
Билимович А. Д. Богоискатели, евразийцы и материальная культура // Рус. мысль. 1922. № 8/12. С. 83-101.
Бицилли П. М. Народное и человеческое: По поводу "Евразийского временника" // Соврем. зап. 1925. Кн. 25. С. 484-493.
Бицилли П. М. Два лика евразийства // Соврем. зап. 1927. Кн. 31. С. 421-434.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 279-291.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 335-349.
То же // Бицилли П. М. Избранные труды по филологии. М., 1996. С. 35-48.
Бицилли П. М. [Рецензия] // Совр. зап. 1927. Кн. 34. С. 514-522. Рец. на кн.: Вернадский Г. В. Начертание русской истории. Ч. 1. Прага, 1927.
Гессен С. И. Евразийство // Совр. зап. 1925. Кн. 25. С. 494-508.
Зеньковский В. В. Русские мыслители и Европа: Критика европейской культуры у русских мыслителей. 2-е изд. Париж, 1955. 268 с. Из содерж.: [К. Н. Леонтьев. Евразийцы]. С. 157-167. Первое издание: Париж, 1926.
То же // Зеньковский В. В. Русские мыслители и Европа. М., 1997. С. 75-86.
Ильин В. Евразийство // Ступени. 1992. № 2. С. 58-79.*
Ильин И. А. Самобытность или оригинальничанье? // Рус. мысль. 1927. № 1.
С. 59-63.
То же // Начала. 1992. № 4. С. 59-63.
То же // Мир России - Евразия . М., 1995. С. 349 - 354
Карсавин Л. П. Европа и Евразия // Соврем. зап. 1923. Кн. 15. С. 297-314.
Кизеветтер А. А. Евразийство // Рус. экон. сб. Прага, 1925. № 3. С. 50-65.*
То же // Филос. науки. 1991. № 12. С. 123-136.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 266-278.
То же // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 315-328.
То же // Вандалковская М.Г. Историческая наука российской эмиграции: "Евразийский соблазн".М.,1997.С.336-341.
Кизеветтер А. А. Евразийство и наука // Slavia. 1929/1930. № 7. С. 426-430.
Кизеветтер А.А. Русская история по-евразийски// Вандалковская М.Г. историческая наука российской эмиграции: "Евразийский соблазн".М.,1997. С.341-348.
Кизеветтер А. А. Славянофильство и евразийство: Лекция, записанная кн. К. А. Чхеидзе, прочитана 20 ноября 1928 г. // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 19-25.
Кривошеева Е. К истории евразийства. 1922-1924// Российский архив. М.,1924.
Мещеряков Н. О новых настроениях русской интеллигенции // Печать и революция. 1921. № 3. С. 33-43.
Мещеряков Н. Евразийцы // БСЭ. 1-е изд. 1931. Т.23. С. 827-828.
Милюков П. Н. Русский "расизм" // Вандалковская М. Г. Историческая наука российской эмиграции: "евразийский соблазн". М., 1997. С. 331-335.
Милюков П. Н. Третий максимализм // Там же. С. 326-330.
Одинцов Б. Н. Пределы Евразии // Научные труды Русского народного университета в Праге. Прага, 1929. Т. 2. С. 152-164.*
Одинец Д. М. [Рецензия] // Совр. зап. 1935. Кн. 59. С. 482-484. Рец. на кн.: Вернадский Г. В. Опыт истории Евразии с половины VI века до настоящего времени. Берлин, 1934.
Руднев В. Евразийство // Соврем. зап. 1927. Кн. 30. С. 583-592.
Слоним М. Евразийцы // Воля России. 1922. № 1. С. 9-21.*
Степун Ф. А. [Рец. на кн. Евразийский временник. 1923. Вып. 3.] // Соврем. зап. Париж, 1924. Кн. 21. С. 400-407.
Трубецкой Г. Ответ на письмо евразийцев // Путь. 1926. № 2. С. 135-136.
То же // Путь. М.,1992. С. 248-249.
Флоровский Г. Окамененное бесчувствие: По поводу полемики против евразийцев // Путь. 1926. № 2. С. 128-133.
То же // Путь. М., 1992. С. 242-246.
То же // Начала. 1992. № 4. С. 73-80.
То же // Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С.246-255.
Флоровский Г. Метафизические предпосылки утопизма // Путь. 1926. № 4. С. 27-53.
То же // Вопр. философии. 1990. № 10. С. 79-98.
То же // Путь. М., 1992. С. 405-424.
То же // Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 265-292.
Флоровский Г. Евразийский соблазн // Соврем. зап. 1928. Кн. 34. С. 312-346.
То же / Коммент. А. Соболева // Новый мир. 1991. № 1. С. 195-211.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 237-265.
То же // Мир России - Евразия. М.,1995. С. 354-385.
То же // Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 311-343.
Шлецер Б. Закат Европы [Рец. на кн. Н. С. Трубецкого "Европа и человечество"] // Соврем. зап. 1922. Кн. 12. С. 339-348.
* * *
Abeghian A. Eurasien und die Eurasier // Slavische Rundschau. 1926. Bd. 53. S. 86-90.
Block H. Eurasien // Zeitschrift f? r Geopolitik. 1926. Bd. 3. H. 1. S. 8-16.*
Bourgeois Ch. L'h? ritage de Gengis-Khan, les Eurasiens // Etudes. 1927. 5. 8. P. 1-25.*
Gorlin M. Die Philosophisch-politischen Str? mungen in der russischen Emigration // Osteuropa. Bd. 8. K? nigsberg, 1932-1933. S. 279-294.*
Leppmann W. Die russische Geschichswissenschaft in der Emigration // Zeitschrift f? r osteurop? ische Geschichte. 1931. Bd. 3 (N.F. 1). S. 215-248.*
Lobanov Rostovsky A. Russia at the Crossroads: Europe or Asia // The Slavonic Review. 1928. Vol. VI. No. 18. P. 496-504.
Miliukov P. Eurasianism and Europeanism in Russian History // Ferstschrift Th. G. Masaryk zum 80. Bonn, 1930. P. 225-236.
Милюков П. Евразианизм и европеизм в русской истории / Пер. с англ. В. Хачатурян // Европ. Альманах: История. Традиции. Культура. М.,1994. С. 58-66.
Mirskij B. Les Scythes. Quelques th? ories russes sur la crise europ? enne. Pr? face de A. Aulag. Paris, 1924. 48 p.*
Mirsky D. S. The Exodus to the East // Russian Life. 1922. No. 1. P. 210-212.*
Mirsky D. S. Two Aspects of Revolution Nationalism // Russian Life. 1922. No. 5. P. 172-174.*
Mirsky D. S. The Eurasian Movement // Slavonic Review. 1927. Vol. VI. No. 17. P. 311-319.
Popov S., von. Das Eurasiertum [Евразийство] // Der west? stliche Weg. 1928. Bd. 1. S. 117-124.*
Russia in Russurrection. A Summary of the View and of the Aims of a New Party in Russia. By an English Europasian. London, 1928.
? murlo E.F. La Russia in Asia e in Europa // L'Europa Orientale. 1921. V. 3. P. 169-186.*
Tima? ev N. Die politische Lehre der Eurasier // Zeitschrift f? r Politik. 1929. Bd. 18. S. 598-612.
Uzdowski M. Eurazjanizm. Nowa idea w rosyjskim ruchu przeciw-kommunistycznym. Warszawa. 33.*
Wijk N., van. Eurazisme // De Gids. 1927. 91/4. S. 236-251.*
Zdziechowski M. Europa, Rosja, Azia. Szkice polityczno-literackie. Wilno, 1923.*
* * *
А. Б. Евразийцы и трест // Возрождение. Париж,1953. № 30. С. 117-127.
Аванесова Г.А. Особенности евразийского анализа культуры // Наука о культуре: Итоги и перспективы. М., 1998. Вып. 4. С. 28-50
Автономова Н. С., Гаспаров М. Л. Якобсон, славистика и евразийство: Две коньюктуры. 1929-1953 : Докл. на конф. "100 лет Роману Якобсону". Москва, дек. 1996 // Новое литературное обозрение. 1997. № 23. С. 97- 101.
Автономова Н. С., Гаспаров М. Л. Якобсон, славистика и евразийство: Две коньюктуры. 1929-1953 // Роман Якобсон: Тексты, документы, исследования. М., 1999. С. 334-340.
Агурский М. Идеология национал-большевизма. Париж, 1980. Из содерж.: [Исход к Востоку]. С. 98-102.
Алеврас Н. Н. Россия и Восток в концепции евразийцев // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Уфа, 1993. С. 3-6.
Алеврас Н. Н. Г. В. Вернадский и П. Н. Савицкий: Истоки евразийской концепции // Россия и Восток: проблемы взаимодействия: Тез. докл. и сообщ. к междунар. науч. конф. Челябинск, 1995. Ч. 1. С. 121-124.
Andreev N. G. V. Vernadsky (August 20, 1887 - June 12, 1973) // Vernadsky G. Russian Historiography: A History. Belmont, Mass.: Norland Publishing Co., 1978. P. 513-526.
Андреев Н. Г. В. Вернадский (20 августа 1887 г. - 12 июня 1973 г.) // Записки русской академической группы в США. 1995. Т. IX. С. 182-193.
Андреева Т. А. Место и роль интеллигенции в евразийской концепции // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Челябинск, 1995. Ч. 1. С. 124-127.
Антощенко А. В. "Евразия" или "Святая Русь"? (Евразийцы и А. В. Карташев) // Проблемы историографии, источниковедения и исторического краеведения в вузовском курсе отечественной истории. Тез. выст. Омск, 1997. С. 58-62.
Антощенко А. В. Вопросы внешней торговли в экономической концепции евразийцев // Ученые записки Санкт-Петербургского им. В. Б. Бобкова филиала Российской таможенной академии. СПб., 1997. 1 (3). С. 186-201.
Антощенко А. В. Николай Сергеевич Трубецкой (1890-1938) // Историки России XVIII - ХХ веков. Вып. 5-й. М., 1998. С. 106-121.
Антощенко А. В. Евразия или Святая Русь? (Российская пореволюционная эмиграция в поисках утраченного идеала) // Ситуации культурного перелома. Мат-лы науч.-теор. семинара. Петрозаводск, 1998. С. 126-132.
Антощенко А. В. Россия в контексте всемирной истории (еразийский проект Г. В. Вернадского) // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Новосибирск, 1999. Вып. 1. Культурный космос Евразии. С. 33-34.
Бе Г.С. Концепция евразийства в России: Истоки и современность. Автореф. дис.... канд. полит. наук. М., 1997. 21с.
Бураева О. В. Проблема присоединения Сибири к России и евразийцы // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Новосибирск, 1999. Вып. 1. Культурный космос Евразии. С. 117-118.
Бушуев С. В. Евразийство и его критики // Бушуев С. В. История государства Российского: Историко-библиогр. очерки. М.: Книжная палата, 1994. С. 27-32.
Вандалковская М. Г. Историческая наука российской эмиграции в Европе в 20-е - 30-е гг.: (Основные центры, направления и проблемы) // Культурное наследие российской эмиграции 1917-1940. Москва: Наследие, 1994. Кн. 1. С. 71-79.
Вандалковская М. Г. Историческая наука российской эмиграции: "Евразийский соблазн" / РАН. Ин-т рос. нстории. М., 1997. 349 с.
Варшавский В. С. Незамеченное поколение. Нью-Йорк, 1956. Из содерж.: [О евразийцах]. С. 35, 39, 40, 43, 46, 51, 90-91.
Вейдле В. В. Россия и Запад // Вопр. философии. 1991. № 10. С. 63-71.
Вернадский Г. В.: Биография // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С.224-226.
Вернадский Г. В. П. Н. Савицкий: 1895-1968 // Нов. журн. 1968. Кн. 92. С. 273-277.
Вилента И. В. Концепция истории России в научном наследии евразийцев. Автореф. дис... канд. ист. наук. М., 1996.
Вилента И. В. Проблема патриотизма в трудах евразийцев // Интеллигенция, провинция, Отечество: проблемы истории, культуры, политики. Тез. докл. науч.-теор. конф. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1996. С. 401-402.
Вилента И. В. Идея самобытности России в исторической концепции евразийцев // Вестн. Моск. Ун-та. Сер. 8, История. 1998. № 1. С. 27-58.
Волкогонова О. Д. Евразийство: эволюция идеи // Вест. МГУ. Сер. 7, Философия. 1995. № 4. С. 26-43.
Волкогонова О. Д. Судьба России: Восток или Запад? // Культура и творчество. Тверь, 1995. С. 130-142.
Волкогонова О. Д. Образ России в философии Русского Зарубежья. М., 1998. С. 43-76.
Воронов Ю. М. Идеократия как идеальное государство в творчестве евразийцев // Некоторые современные вопросы анализа российской интеллигенции. Иваново, 1997. С.93-99.
Вомперский В. П. Петр Михайлович Бицилли: Жизненный и творческий путь // Бицилли П. М. Избранные труды по филологии. М., 1996. С. 6-21.
Геллер М. Я. Евразия // Геллер М.Я. История Российской империи: В 3-х тт. М., 1997. Т.1. С.7-10.
Герасимов Ю. К. Религиозная позиция евразийцев // Рус. лит. 1995. №1. С. 159-176.
Гиренок Ф. И. Евразийские тропы // Вестн. высш. шк. 1992. № 7/9. С. 34-43.
Гиренок Ф. И. Евразийские тропы // Глобальные проблемы и перспективы цивилизации. М., 1993. С. 162-180.
Гиренок Ф. И. Новые дикие: Евразийские тропы: фрагменты // Вестн. МГУ. Сер.12, Соц.-полит. исслед. 1993. № 5. С. 36-42.
Гиренок Ф. И. Паталогия русского ума: Картография дословности. М.: Аграф, 1998. 416 с.
Гогохия Е. А. Евразийская мысль об истоках русской революции// Вестн. Моск.Ун-та. Сер.8, История. 1998. № 5. С. 54-66.
Голлербах Е. А. Путейство и евразийство: (К вопросу о связях и соответствиях двух религиоз.-полит. идеологий) // XXX науч. конф. молодых специалистов (13-14 дек. 1994 г.): Тез. докл. СПб., 1996. С. 86-90.
Голлербах Е. А. Путейство и евразийство: (К вопросу о связях и соответствиях двух религиоз.-полит. идеологий) // Опыт религиозной жизни и ценности культуры. Мат-лы ежегод. междунар. "Санкт-Петербургских религиоведческих чтений" (ноябрь 1994 г.). СПб., 1994. С. 48-50.
Голлербах Е. А. Духовные отцы и ужасные дети: Политико-идеологическое творчество московской религиозно-философской группы "Путь" (1910-1919 гг.) и евразийство) // Записки русской академической группы в США. 1998. Т. XXIX. С. 107-140.
Горяев А. Т. Евразийство и революция: Статьи Л. Карсавина // Отечеств. философия: опыт, проблемы, ориентиры исследования. М., 1992. Вып. 10. С. 104-109.
Горяев А. Т. Власть и личность в концепции евразийства // Социальная теория и современность. Вып. 2.: Тоталитаризм: к истории и теории вопроса. М., 1992. С. 77-86.
Горяев А. Т. Россия, "русский элемент" в концепции евразийцев // Социальная теория и современность. М., 1992. Вып. 3.: Судьбы России: взгляд русских мыслителей. С. 106-111.
Горяев А. Т. Этноэкологические воззрения евразийцев // Социальная теория и современность. М., 1992. Вып. 5.: Экология. Философия. Будущее. С. 195-198.
Горяев А. Т. Евразийство как явление культуры России: Историко-философский аспект: Автореф. дис... канд. философ. наук. М., 1993. 29 с.
Губман Б. Л. Евразийский синдром // Россия и Запад: диалог культур: Сб. науч. тр. Тверь, 1994. С. 6-14.
Губман Б. Л. Евразийство // Губман Б. Л. Россия и Европа в философии русской истории. Тверь, 1997. Гл.4. С. 53-65.
Гуль Р. Я унес Россию: апология эмиграции. Нью-Йорк: Мост, 1981. Т. 1. Из содерж.:[Евразийцы]. С. 167-172.
Гумилев Л. Н. Заметки последнего евразийца // Наше наследие. 1991. № 3. С. 19-34.
Гумилев Л. Н. "...Если Россия будет спасена, то только через евразийство": Интервью с Л. Н. Гумилевым // Начала. 1992. № 4. С. 4-16.
Гумилев Л. Н. Заметки последнего евразийца: (Предисловие Л. Н. Гумилева к сочинениям Н. С. Трубецкого) // Гумилев Л. Н. Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации. М., 1993. С. 33-66. Печат. по рукописи.
Гумилев Л. Н. "Меня называют евразийцем...": (Отрывок из интервью Андрея Писарева с Л. Н. Гумилевым) // Там же. С. 23-24.
Гумилев Л. Н. Скажу вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только как евразийская держава: [Интервью Игоря Савкина с Л. Н. Гумилевым] // Там же. С. 25-32.
Гумилев Л. Н. Историко-философские труды князя Н. С. Трубецкого (Заметки последнего евразийца) // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 5-28.
Гусева А. В. Концепция русской самобытности евразийцев: Критический анализ. Л.: Лен. ин-т авиац. приборостроения, 1986. 25 с. Рукопись деп. в ИНИОН АН СССР.*
Гуськова А. В. В. Виноградов и дело "русских фашистов" (1933-1934) // Наш современник. 1995. № 1. С. 183-192.
Данилов С. И. Идея единодержавия и проблема организации верховной власти в политической философии евразийства // Феномен политической власти: Сб. науч. тр. Тверь, 1993. С. 13-19.
Данилов С. И. Социальная философия евразийства: истоки, сущность, современное состояние. Автореф. дис... канд. философ. наук. М., 1994.*
Дугин А. О евразийстве // Савицкий П. Н. Континент-Евразия. М., 1997. С. 6-12.
Дугин А. Евразийский триумф // Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 433-455.
Дугин А. Теория Евразийского государства: Предисловие // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М., 1998. С. 5-20.
Дугин А. Преодоление Запада (Эссе о Николае Сергеевиче Трубецком) // Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана. М., 1999. С. 5-25.
Дурновцев В. Между лесом и степью: Еще одна тайна русской истории // Родина. 1991. № 4. С. 51-52.
Дурновцев В. [Предисл. к публ. ст. П. Н. Савицкого "Геополитические заметки по русской истории] // Вопр. истории. 1993. № 11/12. С.120-124.
Дурновцев В. И., Кулешов С. В. Жизнь и судьба П. Н. Савицкого // Культурное наследие российской эмиграции 1917-1940 гг. М., 1994. Кн. 1. С. 144-152.
Дурновцев В. И. Петр Николаевич Савицкий (1895-1968) // Историки России XVIII - ХХ веков. Вып. 6. С. 111-123.
Дьяков В. А. О научном содержании и политических интерпретациях историософии евразийства // Славяноведение. 1993. № 5. С.101-115.
Дьяков В. А. "Русская идея" в эмигрантских изданиях 1920 - 1968 годов // Славяноведение. 1995. № 4. С. 3-16.
Евразийская идея: вчера, сегодня, завтра: (Из материалов конференции, состоявшейся в комиссии СССР по делам ЮНЕСКО) // Иностр. литература. 1991. № 12. С. 213-228.
Евразийство: за и против, вчера и сегодня: Материалы круглого стола // Вопр. философии. 1995. № 6. С. 3-48.
Егорова Н. В. Русская эмиграция о евразийском пути России // Интеллигенция, провинция, Отечество: проблемы истории, культуры, политики. Иваново, 1996. С. 395-396.
Епимахова Т. В. Евразийцы: Политическая концепция, тезисы кочевниковедческой теории // Вестн. Челяб. ун - та. Сер. 1, История. 1992. № 2(4). С. 37-42.
Ермичев А. А. Л. П. Карсавин. Русская идея // Рус. лит. 1993. № 1. С. 132-136.
Жарников А. Е. Евразийство: Истоки, доктрина, перспективы // Евразия как полиэтничекая система: Сб. ст. и тез. к первой Моск. науч. конф. по теме "Евразия как полиэтническая система". М., 1993. С. 3-11.
Жигунин В. Д. Категория "евразийство": географический и исторический аспекты // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Челябинск, 1995. Ч. 1. С. 112-114.
Жмакин Ю. Д. [Реф. обзор: Игнатов А. "Евразия" и поиски новой русской культурной самобытности: Возрождение "евразийского" мифа] // Россия и соврем. мир. 1993. № 2. С. 147-154.
Жукова Л. Н., Жуков А. Ф. О некоторых новых идейных течениях в русской эмиграции 1920-1930-х годов // Русская эмиграция во Франции (1850-е - 1950-е гг.): Сб. науч. ст. СПб., 1995. С. 81-88.
Журавлев В. К. Н. С.Трубецкой: К 100-летию со дня рождения // Рус. речь. 1990. № 2. С. 91-96.
Зиневич О. В. Русский Эрос евразийства// Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Новосибирск, 1999. Вып. 1. Культурный космос Евразии. С. 35-40.
Зотов О. В. Единство Давида и Голиафа: Евразийский синтез военной мысли в работах А. Е. Снесарева // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Челябинск, 1995. Ч. 1. С. 128-130.
Зубков К. И. Россия и Восток: генезис политического евразийства // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Челябинск, 1995, Ч. 1. С. 115-118.
Игнатова С. В. Историко-философский анализ евразийского учения: Автореф. дис.... канд. философ. наук. М., 1995. 19 с.
Иогансон Е. Н. Евразийская ностальгия // Глобальные проблемы и перспективы цивилизации: Феномен евразийства. М., 1993. С. 142-161.
Иогансон Е. Н., Мякотин В. А. Проблема "Россия и Запад": Критика теории евразийства // Там же. С. 123-142.
Исаев И. А. Идейный крах сменовеховства: (о политической программе "евразийства") // Буржуазные и мелкобуржуазные партии России в Октябрьской революции и гражданской войне: Мат-лы конф. М., 1980. С. 10-17.
Исаев И. А. Геополитические аспекты тотальности: евразийство // Тоталитаризм как исторический феномен. М., 1989. С. 203-222.
Исаев И. А. Идеи культуры и государственности в трактовке "евразийства" // Проблемы правовой и политической идеологии. М., 1989. С. 49-53.
Исаев И. А. Евразийство: миф или традиция? // Коммунист. 1991. № 12. С. 106-118.
Исаев И. А. Политико-правовая утопия в России: Конец ХIХ - нач. ХХ в. М.: Наука, 1991. Из содерж.: [Геополитическая утопия "евразийства"]. С. 203-233.
Исаев И. А. Геополитические корни авторитарного мышления: Ист. опыт евразийства // Формирование административно-командной системы в 20-30 годы: Сб. ст. М., 1992. С. 132-146.
Исаев И. А. Утописты или провидцы? // Пути Евразии. М., 1992. С. 3-26.
Исаев И. А. Геополитические корни авторитарного мышления: Ист. опыт евразийства // Дружба народов. 1993. № 11. С. 139-149.
Исаев И. А. Евразийство: идеология государственности // Общественные науки и современность. 1994. № 5. С. 42-55.
Исаев И. Евразийството: Идеология на държавността // Проблеми на культурата. София, 1997. No. 71. С. 43-57.* На болг. яз.
Каганович Б. С. П. М. Бицилли как историк культуры // Одиссей. 1993. М.: Наука, 1994. С. 256-271.
Каграманов Ю. А был ли белый двойник? // Дружба народов. 1992. № 9. С. 99-113.
Казнина О. А. Д. П. Святополк-Мирский и евразийское движение // Начала. 1992. № 4. С. 81-88.
Казнина О. А. Н. С. Трубецкой и кризис евразийства // Славяноведение. 1995. № 4. C. 89-91.
Кальсин М. Г. Движение евразийцев первой половины 20-х годов: Опыт осмысления феномена России // Традиции русской исторической мысли: Историофилософия. М., 1997. С. 50-76.
Карсавин Л. П.: Биография// Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 138-140.
Касаров Г. Г. Программа евразийцев // Интеллигенция и многоликость культуры российской провинции. Материалы второй всерос. науч. конф. Т. 1. Омск, 1995. С. 35-38.
Касаров Г. Г. Разработка российской интеллигенцией экономической программы евразийцев // Интеллигенция, провинция, Отечество: проблемы истории, культуры, политики. Иваново, 1996. С. 397-400.
Клейнер Ю. А. Н. С. Трубецкой: Биография и научные взгляды // Учен. зап. высш. учеб. заведений Лит. ССР [Kalbotyra]. 1985. Т. 35, № 3. С. 98-110.
Ключников С. Русский узел евразийства // Наш современник. 1992. № 3. С. 174-180.
Ключников С. Восточная ориентация русской культуры // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 5-70.
Кожинов В. Историософия евразийцев // Наш современник. 1992. № 2. С. 140- 144.
Кожинов В. О евразийской концепции русского пути // Евразия: Народы. Культуры. Религии. 1997. № 1-2. С. 12-19.
Козловский В. В., Савкин И. А. "Третий путь" евразийства // Вече: Альманах русской философии и культуры. СПб., 1994. Вып. 1. Отечественная духовность: истоки и сущность российского менталитета. С. 17-25.
Козырева Л. Д. Евразийство об истоках русских духовных ценностей // Русская эмиграция во Франции (1850-1950гг.). СПб., 1995. С. 73-80.
Колесниченко Ю. В. Элементы евразийской гносеологии // Общество и современный социокультурный процесс. М., 1993. С. 149-166.*
Колесниченко Ю. В. Опыт евразийства: тема личности в отечественной философии // Вест. МГУ. Сер. 12, Соц.-полит. исслед. 1994. № 1. С. 71-77.
Колесниченко Ю. В. Концепция личности в философии евразийства. Автореф. дис... канд. философ. наук. 1994.*
Колеров М. А. Братство св. Софии: "Веховцы" и евразийцы (1921-1925) // Вопр. философии. 1994. № 10. С. 143-151.
Комин В. В. Политический и идеологический крах русской мелкобуржуазной контрреволюции за рубежом. Калинин: Калининский гос. ун-т, 1977. 122 с. Из содерж.: [О евразийстве]. С. 100-105.
Кондрашов Н. А. Н. С. Трубецкой: К 100-летию со дня рождения // Рус. яз. в школе. 1990. № 2. С. 98-103.
Конева О. В. Советская Россия 20-х - 30-х годов в трудах евразийцев // Отечественная историография и региональный компонент в образовательных программах: проблемы и перспективы. Мат-лы науч.-методич. конференции Омск, 11-12 мая. Омск, 2000. С. 228-230.
Кочергина В. А. Н. С. Трубецкой-индоевропеист // Вестн. Моск. Ун-та. Сер. 9, Филология. 1998. № 5. С. 28-35.
Кошарный В. П. Евразийство как объект междисциплинарного синтеза // Вестн. МГУ. Сер. 7, Философия. 1994. № 4. С. 9-19.
Кувакин В. А. Религиозная философия в России: Начало ХХ века. М.: Мысль, 1980. 309 с. Из содерж.: ["Континент-Океан" или проект создания в России государства фашистского типа]. С. 124-129.
Лавров С. Б. Гумилев и евразийство: [Предисловие] // Гумилев Л. Н. Ритмы Евразии: Эпохи и цивилизации. М., 1993. С. 7-19.
Лавров С. Б. Первый российский геополитик: О научном наследии П. Н. Савицкого // Геогр. в школе. 1998. № 4. С. 23-29.
Лавров С. Б. Евразийство: современность концепции // Естественно-историческая специфика России и русские геополитические концепции. Материалы Всерос. конф. 15-16 июля 19999 г. СПб., 1999. С. 3-12.
Линник Ю. В. Евразийцы // Север. 1990. № 12. С. 138-141.
Лихачев Д. С. Культура как целостная среда // Новый мир. 1994. № 8. С. 3-8.
Лысков А. П. "Метафизика всеединства" и "Учение о симфонической личности" Л. П. Карсавина // Проблемы русской философии и культуры. Калининград, 1997. С. 52-74.
Люкс Л. Евразийство / Пер. с нем. Н. Бурихина // Вопр. философии. 1993. № 6. С. 105-114.
То же // Люкс Л. Россия между Западом и Востоком: Сб. ст. М., 1993. С. 76-91.
Люкс Л. К вопросу об истории идейного развития "первой" русской эмиграции // Вопр. философии. 1992. № 9. С. 160-164.
То же // Люкс Л. Россия между Западом и Востоком: Сб. ст. М., 1993. С. 92-100.
Мажейкис Г., Савкин И. [Лев Платонович Карсавин] // Новый мир. 1991. № 1. С. 193-194.
Манихин О. В. Евразийство: Предчувствия и свершения // Сов. библиография. 1991. № 1. С. 78-81.
Манухин И. И. Воспоминания о 1917-1918 годах: [О Сувчинском П.] // Диалог. 1991. № 18. С. 87-96.
Марцева Л. М. Наука и идеология в концепции евразийства // Россия и Восток: Филилогия и философия: материалы IV междунар. науч. конф. "Россия и Восток: проблемы взаимодействия". Омск, 1997. С.153-155.
Мейснер Д. Миражи и действительность: Записки эмигранта. М.: АПН, 1966. 302 с. Из содерж.: [О евразийцах]. С. 187-188.
Миненко Г. Н. Оппозиция "Европа - Евразия" и диалектика конечного и бесконечного в культурно-историческом аспекте // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Новосибирск, 1999. Вып. 1. Культурный космос Евразии. С. 18-26.
Мироненко Н.С. Геополитическая концепция евразийства// Вестн. Моск. Ун-та. Сер.5. география.1997.N 6. С.53-55.
Митрюев С.Н. Наследие Ф.М. Достоевского в идеологии " евразийцев" // Север.1997. N 11-12. С.130-139.
Москвин А. Восток и Запад в евразийской концепции // Восток - Запад: взаимодействие цивилизаций. 1992. № 1. С. 23.
Национальные отношения: Словарь / Под. ред. проф. В. Л. Калашникова. М., 1997. Из содерж.: Вернадский Георгий Владимирович; Евразийство (Евразийское движение); Карсавин Лев Платонович; Савицкий Петр Николаевич; Трубецкой Николай Сергеевич; Флоровский Георгий Васильевич. С. 3-33, 48-52, 63-65, 154-156, 173-175, 180-182. Автор статей: О. В. Солопова.
Никишенков А. А. Н. С.Трубецкой и феномен евразийской этнографии // Этногр. обозрение. 1992. № 1. С. 89-92.
Николаев Б. А. Жизнь и труды Г. В. Вернадского // Вернадский Г. В. Древняя Русь. Тверь: Москва: ЛЕАН: АГРАФ, 1996. С. 5-14.
Нерознак В. П. Слово о Н. С. Трубецком: К 100-летию со дня рождения // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1990. Т. 49, № 2. С. 148-151.
[Нерознак В. П.] Мысли о континентальном менталитете и о "новом евразийстве" // Посев. 1994. № 4. С. 63-70. Интервью с В. П. Нерознаком.
Николай Сергеевич Трубецкой: К 100-летию со дня рождения // Вестник МГУ. Сер. 9, Филология. 1990. № 3. С. 3-9.
Новикова Л.И.,Сиземская И. Н. Евразийский искус // Философ. науки. 1991. № 12. С. 103-108.
Новикова Л. И., Сиземская И. Н. Евразийский соблазн // Русская философия истории: Курс лекций / Ин-т "Открытое общество". М., 1997. С. 276-289.
Новикова Л., Сиземская И. Политическая программа евразийцев: реальность или утопия? // Обществ. науки и современность. 1992. № 1. С. 104-109.
Новикова Л., Сиземская И. Два лика евразийства // Своб. мысль. 1992. № 7. С. 100-110.
Новикова Л., Сиземская И. Евразийский искус // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 5-20.
Обухов В.[ Рец. на кн.: Савицкий П. Н. Континент Евразия. М.,1997] // Литературное обозрение. 1998. № 1. С. 102-104.
Ожогин В. И. Парадигма евразийской культурософии // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Новосибирск, 1999. Вып. 1. Культурный космос Евразии. С. 6-17.
Омельченко Н. А. Споры о евразийстве: Опыт исторической реконструкции // ПОЛИС. 1992. № 3. С. 156-163.
Омельченко Н. А. В поисках России: Обществ.-полит. мысль русского зарубежья о революции 1917 г., большевизме и будущих судьбах российской государственности. СПб.,1996. С. 139-177. [Из содерж.: Исход к Востоку: Евразийство и его критики]
Очирова Т. Н. Евразийство и пути русского исторического самопознания // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1993. Т. 52, № 4. C.34-47.
Очирова Т. Н. Геополитическая концепция евразийства // Обществ. науки и современность. 1994. № 1. С. 47-55.
Палат Мадхаван К. Евразийство - идеология будущего России // Культурное наследие российской эмиграции 1917-1940 гг. М., 1994. Кн.1. С. 80-87.
Пашуто В. Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М.: Наука, 1992. 400 с. Из содерж.: [О евразийцах]. С. 83, 84-85, 93, 96-97, 231-232.
Пащенко В. Я. Евразийцы и мы // Вестн. МГУ. Сер. 12, Соц.-полит. исслед. 1993. № 3. С. 79-89.
Половинкин С. Евразийство // Русская философия: Малый энциклопедический словарь. М.: Наука, 1995. С. 172-178.
Половинкин С. М. Евразийство и русская эмиграция // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 731-761.
Пономарева Л. В. Евразийство и его место в русской западноевропейской историко-философской традиции // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 3-9.
То же // Россия и современный мир. 1993. № 2. С. 83-88.
Пономарева Л. В. Вокруг евразийства: Споры русской эмиграции // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 10-18.
Пономарева Л. В. Евразийский синтез // Евразия: Истор. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 120-123.
Пономарева Л. В. Идеи евразийства и доктрина "испанидад" Рамиро де Маэстру // Культурное наследие российской эмиграции 1917-1940гг. М., 1994. Кн. 1. С. 116-122.
Пушкарев С. Г. Г. В. Вернадский // Нов. журн. 1973. Кн. 113. С. 266-270.
То же // Записки русской академической группы в США. 1973. Т. VII. С. 182-193.
Пушкарев С. Г. О русской эмиграции в Праге (1921-1945) // Нов. журн. 1983. Кн. 151. С. 138-146.
Пушкин С. Н. Евразийские взгляды на цивилизацию // Социологические исследования.1999. № 12. С. 24-33.
Радченко Т. А. Евразийский взгляд на судьбу России // II Державинские чтения. Тамбов, 1996. С. 12-13.
Робинсон М. А., Петровский Л. П. Н. Н. Дурново и Н. С. Трубецкой: проблема евразийства в контексте "Дела славистов": (По материалам ОГПУ-НКВД...) // Славяноведение. 1992. № 4. С. 68-82.
Русская философия: Малый энциклопедический словарь. М.: Наука, 1995. 624 с. Из содерж.: [Алексеев Н. Н., Бицилли П. М., Карсавин Л. П., Савицкий П. Н., Сеземан В. Э., Сувчинский П. П., Флоровский Г. В., Франк С. Л.]. С. 16-17, 62-63, 249-252, 457, 462-464, 499, 559-561, 561-565.
Рязановский В. А. Обзор русской культуры: Исторический очерк. New York: Grenich Printing Corp., 1948. Ч. 2. Вып. 2. 214 с. Из содерж.: [Евразийство]. С. 170-172.
Сабенникова И. В. П. Н. Савицкий и евразийская школа // Личные фонды, коллекции - источник сохранения национальной памяти России. М., 1994. *
Савицкий П.Н.: Биография // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 73-75.
Савкин И., Козловский В. Евразийское будущее России // Ступени. СПб, 1992. № 2 (5). С. 80-116.*
Святополк-Мирский Д. П.: Биография // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 329-330.
Семенкин Н. С. Концепция "правящего отбора" как политическая идея евразийства // Этнополит. вестник. 1994. № 1. С. 179-193
Сендеров В. Евразия: прошлое или будущее, реальность или миф? // Грани. 1995. № 175. С. 247-278.
Сергеева В. В. Евразийство как традиция // Гуманитарные науки и образование: Проблемы и перспективы. Саранск, 1997. С. 267-270.
Сергеева В. В. Самобытный путь России: Евразийский проект // Бахтин и время: IV Бахтинские науч. чтения, 20-21 нояб.1997г. г. Саранск. Саранск, 1997. С. 53-56.
Сердобинцев К. С. Русская идея и евразийство // Проблемы русской философии и культуры. Калининград, 1997. С. 84-89.
Сили Ш. К вопрос об истоках евразийской идеи: Влияние "физико-антропологической теории" А. П. Щапова на формирование взглядов евразийцев // Место России в Европе. Мат-лы междунар. конф. (The Place of Russia in Europe: Materials of International Conference). Magyar Ruszisztikai int? zet: Budapest, 1999. С. 263-269.
Славянофилы эпохи футуризма: Из истории евразийского движения: [Предисл.] // Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 гг. С. 236-238.
Соболев А. В. Полюса евразийства: Л. П. Карсавин (1882-1952), Г. В. Флоровский (1893-1979) // Новый мир. 1991. № 1. С. 180-182.
Соболев А. Князь Н. С. Трубецкой и евразийство // Лит. учеба. 1991.№ 6. С. 121-130.
Соболев А. В. Своя своих не познаша: Евразийство: Л. П. Карсавин и другие: (конспект исследования) // Начала. 1992. № 4. С. 49-58.
Соничева Н. Е. Г. В. Вернадский: Русская история в евразийском контексте // Глобальные проблемы и перспективы цивилизации. М., 1993. С. 94-118.
Соничева Н. Е. [Вступительная статья] // Вопр. истории. 1994. № 7. С. 155-159. Вступ. ст. к статье Г. Вернадского "Соединение церквей" в исторической действительности".
Соничева Н. Е. Становление и развитие исторической концепции Г. В. Вернадског. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1994.
Соничева Н. Е. Георгий Владимирович Вернадский // Историки России XVIII - XX веков. Вып. 2. М., 1995. С. 107-116.
Сорокина М. Ю. Георгий Владимирович Вернадский ( О творч. деятельности рус. историка 1887-1973) // Природа. 1999. № 2. С. 89-102.
Степанов Н. Ю. Идеологи евразийства: П. Н. Савицкий // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 156-163.
Степанов Н. Практическая жизнь Пражской группы евразийской организации как политической партии // Русская, украинская и белорусская эмиграция в Чехословакии между двумя мировыми войнами. Результаты и перспективы проеденных исследований. Фонды Славянской библиотеки и пражских архивов. N? rodni knihovna C R. Praha, 1995. С. 437-447.
Степун Ф. А. Россия между Европой и Азией // Нов. журн. 1962. Кн. 69. С. 251-277.
То же // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1993. С. 307-327.
Сторожук А. Ю. Механизм "власти идеи" (на примере понятия "Частная собственность") // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Новосибирск, 1999. Вып. 1. Культурный космос Евразии. С. 27-32.
Струве Г. П. Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы. 2-е изд., испр. и доп. Париж: YMCA-PRESS, 1984. 426 с. Из содерж.: [О евразийцах]. С. 40-49. Первое издание: Нью-Йорк, 1956. 322 с.
Сувчинский П. П.: Биография // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 202-204.
Суханек Л. Россия и Европа: Евразийство: предшественники и продолжатели // Культурное наследие российской эмиграции 1917-1940 гг. М., 1994. Кн. 1. С. 179-190.
Тараторин Д. Николай Алексеев // Алексеев Н. Н. Русский народ и государство. М., 1988. С. 625-630.
Тищенко В. Г. Историческое значение движения евразийства для современной России // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. Челябинск, 1995. Ч. 1. С. 118-121.
Толпегин А. О понятии "Евразия" у евразийцев 20-х годов // Евразия. 1995. № 1 (3). С. 27-29.
Толстой Н. И. Н. С. Трубецкой и евразийство // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 5-28.
Топоров В. Н. Николай Сергеевич Трубецкой - ученый, мыслитель, человек: К 100-летию со дня рождения // Сов. славяноведение. 1990. № 6. С. 51-84; 1991. № 1. С. 78-99.
Троянов А. А. Изучение евразийства в современной зарубежной литературе: Краткий обзор // Начала. 1992. № 4. С. 99-103.
Троянов А. А. Г. В. Флоровский как оппонент концепции "всеединства": Проблема философского и религиозного способов познания // Рус. философия: Новые решения старых проблем. СПб., 1993. Ч. 1. С. 68-70.
Трубецкой Н. С.: Биография // Русский узел евразийства: Восток в рус. мысли. М., 1997. С. 95-97.
Тугаринов И. А. Евразийство в круге нашего внимания // Вестн. высш. шк. 1992. № 7/9. С. 16-24.
Туниманов В. А. П. М. Бицилли (1879-1953) // Рус. лит. 1990. № 2. С. 134-138.
Урханова Р. А. К критике западной культуры в творчестве евразийцев // Философия в России в конце XIX - начале XX вв.: преемственность идей и поиски самобытности. М., 1991. С. 120-136.
Урханова Р. А. Евразийство как идейно-философское течение в русской культуре ХХ века: Автореф. дис... канд. философ. наук. М., 1992. 22 с.
Урханова Р. А. Философско-исторические основания евразийской культурологии // Философия и культура в России: методологические проблемы: Сб. ст. М., 1992. С. 115-124.
Филонова Л. Г. Лев Платонович Карсавин: 1882, Петербург - 1952, Абезь // Русские философы: конец ХIХ - середина ХХ века: Антология. М.: Кн. палата, 1993. Вып. 1. С. 243-255.
Философы России XIX - XX столетий: (биографии, идеи, труды). М.: Книга и бизнес, 1993. Из содерж.: [Г. В. Вернадский, В. Н. Ильин, Л. П. Карсавин, П. Н. Савицкий, П. П. Сувчинский, Н. С. Трубецкой]. С. 10-11, С. 38, 75, 82, 160, 179, 186.
Хачатурян В. М. Евразия: Между Западом и Востоком // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 59-65.
Хачатурян В. М. То же // Евразия. 1993. № 2. С. 10-13.
Хачатурян В. М. Историософия евразийства // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 44-50.
Хачатурян В. М. Культура Евразии: Этнос и геополитика // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 92-99.
Хачатурян В. М. П. Милюков и теория Евразии // Европ. Альманах: История. Традиции. Культура. М., 1994. С. 56-57.
Хачатурян В. М. Истоки русской революции в оценке эмиграции 20 - 30-х гг. ХХ в. // Культурное наследие российской эмиграции 1917-1940 гг. М., 1994. Кн. 1. С. 88-94.
Хоружий С. С. Карсавин и де Местр // Вопр. философии. 1989. № 3. С. 79-92.
Хоружий С. С. Россия, Евразия и отец Георгий Флоровский // Начала. 1991. № 3. С. 22-30.
Хоружий С. С. Философский процесс в России как встреча философии и православия // Вопр. философии. 1991. № 5. С. 26-57.
Хоружий С. С. Карсавин, евразийство и ВКП // Вопр. философии. 1992. № 2. С. 78-84.
Хоружий С. С. Трансформация славянофильской идеи в 20 веке // Вопр. философии. 1994. № 11. С. 52-62.
Черемисская М. И. Концепция исторического развития у евразийцев // Тез. докл. межвуз. науч. конф. "Совр. пробл. философии истории" (Тарту-Кяэрику). Тарту, 1979. С.186-192.
Черных В. А. Н. С. Трубецкой, как культуролог // Первые культурологические чтения. М., 1997. С. 18-20.
Чижевский Д. Князь Николай Трубецкой // Соврем. зап. 1939. Кн. 68. С. 445-467.
Шапир М. И. Материалы по истории лингвистической поэтики в России (конец 1910-х - начало 1920-х) // Изв. АН СССР. Сер. Лит. и яз. 1991. Т. 50. № 1. Гл. 2: Вокруг новейшей русской поэзии (Из переписки Р. О. Якобсона и Н. С. Трубецкого). С. 48-57.
Шарипов Р. Г., Шарипова Э. А. Евразийство для Евразии: Панацея или дурман? // Вестн. Акад. наук. Респ. Башкортостан. Уфа, 1997. Т. 2. С. 65-76.
Шатилов А. Б. Евразийская идея: миф или традиция? Истоки евразийской идеологии (XIX - начало XX вв.) // Россия в новое время: выбор пути исторического развития: Материалы конф. М., 1994. С. 92-93.
Шатилов А. Б. Евразийство и советские чекисты: к истории "Кламарского раскола" в русском зарубежном евразийстве // Гуманитарное образование в России: новые горизонты: Тез. докл. конф. М., 1995. С. 29-31.
Шатилов А. Б. История евразийского движения (20-е годы) // Проблемы источниковедения и политической истории. М., 1995. С. 34-62.
Шатилов А. Б. Проблема "власть и народ" в трактовке классического евразийства // Россия в новое время. Образованное меньшинство и крестьянский мир: поиск диалога: Материалы конф. М., 1995. С. 88-90
Шатилов А. Б. Геополитическая альтернатива евразийства // Россия в новое время: Историческая традиция и проблемы самоидентификации. М., 1996. С. 155-157.
Шатилов А. Б. Геополитическая модель классического евразийства и ее современные мифологические интерпретации // Современная политическая мифология: содержание и механизмы функционирования. М., 1996. С. 78-90.
Шевеленко И. Д. К истории евразийского раскола 1929 года // Темы и вариации: Сб. ст. и мат-лов к 50-летию Лазаря Флейшмана. Stanford [Oakland], 1994. С. 376-416.*
Шевелев Г. Преображение духа: Заметки евразийца // Межд. жизнь. 1991. № 11. С. 86-91.
Шидлаускас А. Биография Л. П. Карсавина // Пашуто В.Т. Русские историки эмигранты в Европе. М., 1992. С. 229-230.
Шиловский М. В. Сибирские корни евразийства // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Новосибирск, 1999. Вып. 1. Культурный космос Евразии. С. 102-111.
Широков О. С. Проблема этнолингвистических обоснований евразийства // Исход к Востоку. М., 1997. С. 5-41.
Шишкин Д. П. История евразийства и русский консерватизм второй половины XIX века // Из истории философской мысли России второй половины XIX-нач. ХХ в.. М., 1984. С. 69-83. (Деп. В ИНИОН).*
Шкаренков Л. К. Агония белой эмиграции. М.: Мысль, 1981. Из содерж.: [О евразийцах]. С. 85-86, 154-155; 2-е изд. М., 1986. С. 77-78, 186-187; 3-е изд. М., 1987. С. 66-67, 159-160.
Шнирельман В. А. Евразийцы и евреи // Вестник Еврейского Университета в Москве. 1996. № 11. С. 4-45.
Шнирельман В. А. Евразийская идея и теория культуры // Этногр. обозрение. 1996. №4. С. 3-16.
Шнирельман В. А. Евразийство и национальный вопрос (вместо ответа В. В. Карлову) // Этногр. обозрение. 1997. № 2. С. 112-125.
Шнирельман В. А. Письмо в редакцию // Этногр. обозрение. 1997. № 5. С. 190.
Эрдынеева Э. Д., Соколов С. М. Проблема "язык и культура" в републикациях Н. С. Трубецкого // Вестн. Бурят. Ун-та. Сер. 6, Филология. 1998. Вып. 1. С. 60-63.
Ястребов И. Б. Лекции по истории русской философии XIX - начала XX века. М.: Московский коммерч. ин-т, 1993. 96 с. Из содерж.: [Историософия евразийства]. С. 79-95.
* * *
B? ss O. Die Lehre der Eurasier. Ein Beitrag zur russischen Ideengeschichte des 20. Jahrhunderts. Wiesbaden, 1961.
Босс О. Учение евразийцев / Пер. с нем. Н. А. Никоновой и А. А. Троянова // Начала. 1992. № 4. C. 89-98. Перевод первой главы.
B? ss O. Zur wirtschaftskonzeption der "eurazier" // Probleme des Industrialismus in Ost und West. Festschrift f? r Hans Raupach. M? nchen, Wien, 1973. S. 481-492.
Gapanovich I. J. Historiographie russe hors de la Russie: Introduction l'histoire de la Russie. Tr. by B. P. Nikitine. Paris, 1946. P. 101-108, 138-145.
Georges Florovsky: Russian Intellectual and Orthodox Churchman. Crestwood, NY, 1993. P. 39-40, 179-180, 246-248, 250, 255, 274, 289.
Георгий Флоровский: священнослужитель, богослов, философ / Отв. ред. Ю. П. Сенокосова. М.: АО Изд. группа "Прогресс" - "Культура" , 1995. 416 с. Пер. с англ.
Halperin Ch. J. George Vernadsky, Eurasianism, the Mongols, and Russia // The Slavic Review. 1983. Vol. 41. P. 477-483.
Halperin Ch. J. Russia and the Steppe: Gerge Vernadsky and Eurasianism // Forschungen zur osteurop? ischen Geschichte. 1985. Bd. 36. S. 55-194.
Ignatow A. Der "Eurasismus" und die Suche nach einer neuen russischen Kulturidentit? t: die Neubelebung des "Evrazijstvo" // Mythos. K? ln, 1992. 46 s.
Игнатов А. "Евразийство" и поиск новой русской культурной идентичности / Пер. с нем. В. К. Кантора // Вопр. философии. 1995. № 6. С. 49-64.
Ishboldin B. The Eurasian Movement // The Russian Review. Vol. 5. No. 2. 1946. P. 64-73.
Karlov V. V. The Idea of Eurasianism and Russian Nationalism (In Connection with the Article by V. A. Shnirel'man "The Idea of Eurasianism and the Theory of Culture") // Antropology and Archeology of Eurasia. 1998. Vol. 36. No. 4. P. 8-30.
Kretschmer P. Nikolaus F? rst Trubetzkoy // Almanach der Akademie der Wissenschaften in Wien f? r das Jahr 1938. 1939. Bd. 88. S. 335-345.
Liberman A. N. S. Trubetzkoy and His Works on History and Politics // Trubetzkoy N. S. The Legaсy of Genghis Khan and Other Essays on Russia's Identity. Ann Arbor, 1991. P. 293-375.
Luks L. Die Ideologie der Eurasier im zeitgeschichtlichen Zusammenhang // Jahrb? cher f? r Geschichte Osteuropas. 1986. NF. 34. S. 374-395.*
Mazour A. G. An Outline of Modern Russian Historiography. Berkeley, 1939. Из содерж.: [Евразийская школа]. P. 99-104.
Mazour A. G. Modern Russian Historiography. Princeton, 1958. Из содерж.: [Евразийская школа]. P. 236-242.
Orchard G. E. The Last of the Westernizers // Canadian Slavonic Papers / Revue Canadienne des Slavistes. 1971. Vol. 13. No. 1. P. 91-95.
Orchard G. E. The Eurasian School of Russian Historiography // Laurentian University Review. 1977. Vol. X. No. 1. P. 97-106.
Raeff M. Russia Abroad: A Cultural History of the Russian Emigration, 1919 - 1939. NY, Oxford, 1990. Из содерж.: [Евразийство]. P. 84, 107, 145, 166-168, 216.
Раев М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции (1919 - 1939). М.: "Прогресс" - "Академия", 1994. Из содерж: [Евразийство]. С. 138-139, 190, 210-212, 215, 223. Пер. с англ.
Riasanovsky N. V. Prince N. S. Trubetskoy's "Europe and Mankind" // Jahrb? cher f? r Geschichte Osteuropas. 1964. Bd. 12. H. 2. P. 207-220.
Riasanovsky N. V. The Emergence of Eurasianism // California Slavic Studies. 1967. Vol. 4. P. 39-72.
Ibid // Exodus to the East. Idyllwild, 1996. P. 115-142.
Рязановский Н. В. Возникновение евразийства / Пер. И. Виньковецкого // Звезда. 1995. № 2. С. 29-44. Пер. с англ.
Riasanovsky N. V. Asia Through Russian Eyes // Russia and Asia. Essays on the Influence of Russia on the Asian Peoples. Stanford, 1972. P. 3-29.
Shnirel'man V. The Eurasian Concept of Culture: N. S. Trubeckoj and L. P. Karsavin // Русская, украинскаяи белорусскаяэмиграция вЧехословакии междудвумя мировымивойнами. Результаты и перспективы проеденных исследований. Фонды Славянской библиотеки и пражских архивов. (Russian, Ukranian and Belorussian Emigration between the Wold Wars in Czechoslovakia. Results and Perspectives of Contemporary Research. Holdings of the Slavonic Library and Prague Archives.) N? rodni knihovna C R. Praha, 1995. С. 448-466.
Shnirel'man V. A. The idea of Eurasianism and the theory of culture // Anthropology and Archaeology of Eurasia, 1998. Vol. 36. No. 4. P. 8-31. Пер. на англ. яз.
Shnirel'man V. A. Eurasianism and the National Question // Anthropology and Archaeology of Eurasia. 1998. Vol. 36. No. 4. P. 51-74. Пер. на англ. яз.
Stammler H. Europa-Russland-Asien. Der "eurasische" Deutungsversuch der russischen Geschichte // Osteuropa. Stuttgart, 1962. Bd. 12. S. 521-528.*
Tsygankov A. P. [Цыганков А. П.] Hard-line Eurasianism and Russia's Contending Geopolitical Perspectives // East Europe. Guart Boulder (Col.). 1998. Vol. 32. No. 3. P. 315-334.
Utechin S. V. Russian Political Thought. A Concise History. New York, 1963. P. 256-261.
Vor??ek E. Eurasijsk? synt?za: Koncepce politik?ho ekonomick?ho sust?mu // Slovansk? historicke studie. Pr. 1998. 24. S. 193-215.*
Vorаcek E. Vznik eurasijstvi. Uvod do problematiku // Slovanskй historicke studie. Pr. 1997. 23. S. 35-51.*
Watson W. E. [Review] // Canadian-American Slavic Studies. 1994. Vol. 28. No. 1. P. 99-100. Рец. накн.: Trubetzkoy N. S. The Legacy of Ghengis Khan and Other Essays on Russia's Identity. Ann Arbor: Michigan Slavic Publication, 1991.
Williams R. C. Culture in Exile. Russian Emigr? s in Germany, 1881-1941. Ithaca: Cornell University Press, 1972. Из содерж.: [О евразийцах]. P. 256-261.
Wytrzens G. F? rst Trubetzkoy als Kulturphilosoph // Wiener Slavistisches Jahrbuch. 1964. Bd. 11. S. 154-166.
Приложение I.
БИБЛИОГРАФИИ
Библиография // Россия между Европой и Азией: Евраз. соблазн. М., 1994. С. 364-368.
Библиография // Мир России - Евразия. М., 1995. С. 391-398.
Библиография евразийства // Русский узел евразийства: Восток в русской мысли. Сб. трудов евразийцев. М.: Беловодье, 1997. С. 484-512.
Евразийское движение: Книги. Журналы. Сборники / Сост. О. В. Манихин // Сов. библиография. 1991. № 1. С. 82-86.
Евразийство: Библиографический список / Сост. Р. И. Вильданова, А. А. Троянов // Вече: Альманах русской философии и культуры. СПб., 1994. Вып. 1. С. 36-37.
Карсавин Л. П. Список трудов Льва Павловича Карсавина // Вестн. РСХД. 1972. № 104/105. С. 271-274.
Лубенский С. [псевд. П. Н. Савицкого] Евразийская библиография 1921-1931 гг.: Путеводитель по евразийской литературе // Тридцатые годы. Париж, 1931. С. 285-317.
То же / Публ. и коммент. Л. Е. Горизонтова // Славяноведение. 1992. № 4. С. 86-104.
Lubenskij S. [псевд. П. Н. Савицкого] Bibliographie de l'Eurasisme // Le Monde slave. 1931. Vol. 8. N. 3. P. 388-422. На фр. языке.
Материалы для библиографии русских научных трудов за рубежом (1920 - 1930) [Алексеев Н. Н., Вернадский Г. В., Карсавин Л. П., Карташев А. В., Савицкий П. Н., Трубецкой Н. С., Флоровский Г. В.]. Белград: Изд-е рус. науч. ин-та в Белграде, 1931. Вып. 1. С. 7-8, 65-67, 138-139, 271-272, 325-327, 343-346.
Материалы для библиографии русских научных трудов за рубежом (1930 - 1940) [Вернадский Г. В., Савицкий П. Н., Трубецкой Н. С.]. Белград: Изд-е рус. науч. ин-та в Белграде, 1941. Вып. 2. С. 83-85, 287-289, 355-359.
Савицкий П.Н. Евразийская библиография: 1921-1931 // Тридцатые годы. Кн. 7. Париж, 1931. С. 285-317.
Список печатных работ Н. С. Трубецкого на евразийские темы // Евразия: Ист. взгляды рус. эмигрантов. М., 1992. С. 176-177.
Троянов А. А., Вильданова Р. И. Библиография евразийства // Начала. 1992. № 4. C. 103-111.
Труды русских историков-эмигрантов по истории России до 1861 г. [Алексеев Н. Н., Бицилли П. М., Бромберг Я. А., Вернадский Г. В., Карсавин Л. П., Карташев А. В., Трубецкой Н. С., Савицкий П. Н., Святополк-Мирский Д. П., Толль Н. П., Флоровский Г. В., Франк С. Л., Хара-Даван Э. Д., Шахматов М. В., Якобсон Р. О.] // Пашуто В. Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М.: Наука, 1992. С. 114, 119, 120, 122-123, 132, 133, 133-134, 176, 164-165, 166, 175, 182-183, 184, 185-186, 190.
Bibliographie // B? ss O. Die Lehre der Eurasier. Ein Beitrag zur russischen Ideengeschichte des 20. Jahrhunderts. Wiesbaden, 1961. S. 125-130.
A Bibliography // Exodus to the East. Idyllwild, 1996. P. 156-174.
Bibliography of Vernadsky's Works by Nikolay Andreev // Vernadsky G. Russian Historiography: A History. Belmont, 1978. P. 527-538.
Notes on Vernadsky's Bibliography // Halperin Ch. Russia and Steppe: George Vernadsky and Eurasianism. P. 188-194.
Mirsky D. S. Profil critique et bibliographie par N. Lavroukine, L. Tchertkov, avec la collaboration de C. Robert. Paris: Institut d'? tudes slaves, 1980. P. 51-107.
The Published Writings of Georges Florovsky // Georges Florovsky: Russian Intellectual and Orthodox Churchman. P. 341-401.
Trubetzkoy N. S. [Библиография]
// Opera slavica minora linguistica. Wien, 1988. S. XL-LXVII.*
Приложение II.
ПЕРИОДИКА
Версты. Париж, 1926-1928. № 1-3.
Вестник МГУ: Науч. журн. М, 1946. -
Вестник высшей школы (Alma Mater): Науч.-педагог. журн. М., 1940. -
Вестник Русского студенческого христианского движения. Париж: Нью-Йорк: М., 1923. - С № 111 1974 г. под загл.: Вестник Русского Христианского движения.
Вестник Русского Христианского движения. Париж: Нью-Йорк: М., 1974. Изд. с 1923 под загл: Вестник Русского студенческого христианского движения.
Возрождение: Лит-полит. тетради. Париж, 1949-1974. № 1-243.
Вопросы истории: Ежемес. журн. Института истории РАН. М., 1926. -
Вопросы философии: Научно-теорет. журн. М, 1947. -
Вопросы экономики: Ежемес. журн. Ин-та экономики РАН. М., 1929. -
Вопросы языкознания: Теорет. журн. по общему и сравнит. языкознанию. М., 1952. -
Грани: Ежекварт. журн. литературы, искусства, науки и обществ.-полит. жизни. Франкфурт-на-Майне, 1946. -
Диалог: Обществ.-полит. и лит.-худож. журн. М., 1990. -
Дружба народов: Независ. лит. худож. и обществ.-полит. ежемес. М., 1939.-
Евразия: Народы. Культуры. Религии: Научно-попул. ил. журнал. М., 1993.-
Звезда: Ежемес. лит.-худож. и обществ.-полит. независ. журн. СПб, 1924.-
Известия РАН. Серия литературы и языка. М., 1852. -
Иностранная литература: Ежемес. лит.-худ. и публицист. журн. М., 1955.-
Коммунист: Теорет. и полит. журн. М., 1924-1991. С № 12 1991 загл.: Свободная мысль
Литературная учеба: Лит.-философ. журн. М., 1930. -
Литературное обозрение: Лит. критич., худож. и обществ.-полит. журн. М., 1973.-
Москва: Журн. рус. культуры. М., 1957. -
Начала: Религиозно-худож. журн. М., 1991. -
Наш современник: Лит. худож. и обществ.-полит. ежемес. журн.. М., 1933.-
Наше наследие: Обществ.-полит., лит.-худож. и науч.-попул. иллюстр. журн. М.,1988. -
Нева: Ежемес. лит.-худож. и обществ.-полит. журн. СПб., 1955. -
Новая и новейшая история / Ин-т всеобщей истории РАН. М., 1957. -
Новое время: Полит. еженед. М., 1943. -
Новый град: Философ., религ. и культурный обзор. Париж, 1931-1939. № 1-14.
Новый журнал / New Review: Лит.-полит. издание. Нью- Йорк, 1942. -
Новый мир: Ежемес. журн. худож. лит. и обществ. мысли. М., 1925. -
Общественные науки и современность / РАН: Координац. совет по обществ. наукам. М., 1976. -
ПОЛИС: Полит. исслед.: Науч. и культ.-просвет. журн. М., 1991. -
Посев: Обществ.-полит. журн. Франкфурт-на-Майне, 1945-1991: М., 1991.-
Путь: Орган рус. религ. мысли. Париж., 1925-1940. № 1-61.
Родина: Историко-публицист. журн. М., 1989. -
Россия и современный мир / Ин-т междунар. и полит. исслед. РАН. М.,1993.-
Русская литература: Историко-лит. журн. СПб., 1958. -
Русская мысль: Ежемес. лит.-полит. изд.. Прага, 1922-1923; Берлин, 1923-1926; Париж, 1927.
Русский язык в школе: Науч.-метод. журн. М., 1914. -
Свободная мысль: Теорет. и полит. журн. М., 1991. - Изд. с 1924 под загл.: Коммунист.
Север: Лит.-худож. и обществ.-полит. журн. Петрозаводск, 1940. -
Славяноведение / Ин-т славяновед. и балканистики РАН. М., 1992. - Изд. с 1965 под загл.: Советское славяноведение.
Славянская книга: Месячник славян. библиографии. Прага, 1925.
Современные записки: Ежемес. обществ.-полит. и лит. журн. Париж., 1920 -1940. Кн. 1-70.
Ступени: Философ. журн. Творческ. объединения "Ступени". СПб., 1991.-
Философские науки: Науч. докл. высш. школы: Научно-теорет. журн. М, 1958. -
Элементы: Евраз. обозрение. М., 1992. -
Этнографическое обозрение / РАН. Ин-т этнологии и антропол. им. Н. Н. Миклухо-Маклая. М., 1926. -
Этнополис: Этнополит. вестн. России: Информ. аналит. бюл. М., 1992. -